Паренек вел свое повествование с таким живым воодушевлением, что экскурсанты двигались за ним, как завороженные, и Пустыннику, чтобы наклониться, быстро сорвать одно из яблок мандрагоры и опустить его в карман, не пришлось даже никому отводить глаза.
Да, разумеется, эту мандрагору никто не поливал семенем, не пытался инициировать, она была не очень сильна в воздействии на человека, а ее плоды — почти не ядовиты. Однако ее семена, равно как и семена прочих растений, имели замечательное свойство накапливать в себе солидный запас питательных веществ и практически неограниченное количество живой энергии. И что самое главное — яблоки мандрагоры могли запасать человеческую энергию! Достаточно всего лишь спрятать его рядом с постелью — и каждый сексуальный взрыв будет оставлять в ней свою немалую частицу.
* * *
Верховье Волхова,
Зима 2408 года до н. э.
Город открылся неожиданно. На тридцатый день своего одинокого перехода жрец вдруг обнаружил цепочку следов — овальных, не звериных, — двинулся по ним, рассчитывая на близкую поживу и ночлег возле теплой печи. Он глядел все под ноги, пока вдруг, подняв зачем-то голову, не обнаружил впереди длинную стену заостренных бревен, поднимающуюся над землей на высоту не меньше пяти человеческих ростов. И частокол, и склон перед ним сверкали толстой ледяной коркой, способной без труда остановить и зверя, и человека.
— От кого же они так берегутся? — удивился Изекиль, скидывая с головы капюшон. — Окрест никаких племен на полста дней пути.
Размеры поселения вызывали у него уважение. Это, конечно, не великие города Кемета — но найти среди диких северных снегов даже крепость средних размеров казалось невероятным. Зачем она здесь нужна? Кто кинется на эти скользкие отвесы? Если крепость ограждала северные рубежи какой-либо державы — то от кого? Кто станет угрожать государству, способному воздвигать подобные крепости? Ведь это не сотня дикарей, рассеянная среди чащоб, делающая ножи и наконечники копий из камня или кости и не умеющая даже прясть лен! А если сильный враг южнее — то кого защищает твердыня? Ведь не жалкая же кучка закутанных в шкуры смертных поставила здесь целый город!
Жрец долго размышлял, оглядывая белый, совсем еще новенький тын, потом взмахнул рукой, бормоча заклинание на отвод глаз, и неторопливо направился к смотрящим на юг воротам, от которых разбегалось множество тропинок и к ровной заснеженной глади впереди, и к нескольким прорубям на самой стремнине реки. Там и сейчас кипела работа: полтора десятка мужчин в длинных робах из покрытой темными пятнами кожи ширкали лед какими-то блестящими полотнами, выворачивали полупрозрачные кубы, а еще двое перекидывали их на странные повозки с полозьями вместо колес и утаскивали в сторону города. Под стенами на берегу, присыпанные снегом, лежали продолговатые предметы, в которых жрец без труда узнал простенькие дикарские лодки и еще несколько заметно более крупных кораблей.
— Тут должно обитать тысяч десять смертных, — тихо прикинул служитель Аментет. — Бабы, дети, старики… Мужчин крепость способна выставить тысячи две. Всех забрать не удастся, но и десять сотен для начала неплохо.
По коже поползли мурашки. Нет, не от холода — впервые за несчитанные десятилетия Изекиль ощутил, как близка его цель. Десять сотен воинов — это, конечно, мало, чтобы покорить Кемет, но вполне достаточно, чтобы составить костяк могучего, несокрушимого войска. Когда он явится в очередную страну с таким отрядом за спиной — ему уже никто не рискнет предложить развлекать смертных на базарной площади за долю в прибылях или прислуживать во время богослужений другим жрецам. Его не смогут, воспользовавшись усталостью или минутной заминкой, бросить в темницу или порезать на куски, не посмеют обманывать или угрожать. Он избавится от огромного количества мелких опасностей — ему останется только покорять. Покорять с помощью своей мудрости и знаний державу за державой, пока все они не соберутся в единое целое и не склонят свои колени перед всесильной Аментет, величайшей из богинь этого и небесного мира. Остался сущий пустяк: склонить здешнего правителя к вере в богиню смерти, показать ее могущество — тогда Изекиль сможет начать свой путь на юг, к родным берегам и древним храмам.
Жрец обошел полыньи ближе к противоположному берегу, сломил покрытый инеем, гибкий ивовый прут, после чего, нахлестывая себя и бормоча заговор на невидимость, пересек реку и пробился к дороге, остановившись в полусотне шагов от ворот. Перед створками стояли двое стражников — с круглыми, раскрашенными в крест щитами возле ног, толстыми прочными копьями со сверкающими бронзой наконечниками в руках, с мечами и ножами на поясе.
Да, это были настоящие воины! С такими не стыдно показаться ни в Кемете, ни в окрестных странах. И пусть они носят длинные меховые балахоны из рыси и лисьи шапки, пусть на ногах у них вместо изящных сандалий грубые сапоги — важно не это. В холодных землях все равно не выжить без подобных дикарских костюмов. Важно, что они имеют оружие, пригодное не для охоты, а только для боя с себе подобными; важно то, что они несут воинскую службу — а не выскакивают сонные из землянок, когда вождь начинает вдруг орать о приближающейся опасности. Это были настоящие бойцы, а не пахари или охотники, которым по нужде сунули в руки топоры и послали воевать.
Изекиль двинулся к воротам, но не прошел и десяти шагов, как стражники вдруг схватились за щиты и оружие, с ужасом глядя прямо на него. В первый миг жрец даже испугался, что его магия не действует и смертные его видят. Он остановился, улыбнулся, отбросил прут и вскинул руки, показывая, что у него нет оружия. Однако на жесты воины не отреагировали никак и, продолжая глядеть ему под ноги, стали медленно подступать, опустив копья.
Жрец тоже глянул вниз… и тихо выругался. Разумеется, он оставался невидим — но следы, следы! По снегу тянулась череда четких свежих отпечатков от реки почти до самых ворот. Изекиль вздохнул и закрутил пальцем, отдавая свои, и без того совсем слабые, силы ветру. На дороге закружился снежный вихрь, скатился на реку, с лихим посвистом пробившись через низкие кусты, и помчался по насту, заравнивая снежный покров.
Стражники попятились, глядя, как качающийся смерч поднимается на дорогу, не оставляя, а заметая следы перед собой. Остановился посередине натоптанной тропы, словно раздумывая — и двинулся к воротам.
— Хват?! — испуганно оглянулся один на другого.
— На пику, на пику бери, — посоветовал тот, сплюнул чуть в сторону и нацелился острым наконечником в смерч на уровень груди. — Супротив бронзы у духов силы нет!
Однако в последний момент вихрь поднырнул ему под копье — и рассыпался.
— Ну видал? — гордо поинтересовался Хват, поднимая оружие острием вверх. — Мимо меня ни человеку, ни зверю, ни колдовству прохода нет!
Изекиль, что уже стоял у него за спиной, криво усмехнулся и двинулся по центральной улице странного, совсем не похожего на кеметские, городка.
Крыши всех строений здесь были не ровные, а скошенные на одну или две стороны. Выйти на них поздним вечером было невозможно — да и некуда, судя по количеству снега, что скопился на кровлях. У многих домов из окошек на самом верху стен струился дымок. Сизый и полупрозрачный — похоже, здешние обитатели умели отличать сырые дрова от сухих.