– Эх, погибать, так со славою! – выкрикнул кто-то.
Похлопал казак скакуна по гриве:
– Спасай, выручай, родимый!
Взвился конь на дыбы. Метнулся, заржал – и в воду с обрыва.
Следом бросились остальные.
Дружна с удальцами удача. Никто не побился. Переплыли гвардейцы Двину. Ступили на берег. Прокричали:
– Привет французам!..
Бывший при полковом лагере штабной офицер возмущался:
– Голыми! Да по какому уставу! Его величества полк, и вдруг… Тут же конфуз для российского войска!
Доложил он Барклаю де Толли.
– Да, да, – соглашался Барклай. – А ну, садись-ка, пиши приказ: плетей казакам за бесстыдство, за геройство вручить медали.
Мчится курьер из Первой русской армии от генерала Барклая де Толли во Вторую русскую армию к генералу Багратиону.
Мчится курьер из Второй русской армии от генерала Багратиона в Первую русскую армию к генералу Барклаю де Толли.
Пробираются курьеры окружными дорогами. Объезжают французские сторожевые посты, обходят французские части. Стараются ехать то лесом, то балкой. Больше ночью и меньше днем.
Мчатся офицеры навстречу друг другу, съехались на половине пути.
– Ну как у вас в армии Первой?
– Ну как у вас во Второй?
Разговорились курьеры. Каждому хочется геройством похвастать.
– А мы под Полоцком девятьсот французов пленили, – заявляет первый курьер.
– А у нас под местечком Миром атаман Платов с казаками устроил засаду и порубал без малого целый французский полк, – отвечает курьер второй.
– А у нас генерал Коновницын под Островной сразился с самим Мюратом.
– А наш генерал Раевский под Дашковской побил Даву [22] .
Спорят офицеры. Один другому не уступает.
– У нас солдаты самые смелые.
– Нет, у нас самые смелые.
– У нас генералы самые умные.
– Вот и неправда: умнейшие в нашем войске.
Чуть не подрались курьеры. Хорошо, что шел в это время лесом старик крестьянин. Остановили его курьеры:
– Рассуди-ка нас, старый.
Торопятся, перебивают один другого.
Выслушал молча крестьянин.
– Да-а, – произнес.
Полез в карман. Достал яблоко, вынул нож, разрезал на две половины:
– Ешьте.
Съели курьеры.
– Ну, какая доля вкуснее?
Смотрят офицеры удивленно на старого. Что за нелепый вопрос! Оно же из единого целого. Как же так, чтобы вкус у одного яблока и вдруг оказался разный!
Не ясен курьерам намек крестьянский.
– Да-а, – произнес старик. Смотрит – над лесом сокол кружит. Соколиными крыльями машет. Указал крестьянин рукой на небо. – Какое крыло сильнее?
Смотрят офицеры удивленно то на сокола, то на крестьянина. Что за нелепый вопрос! Как же так, чтобы у сокола и крылья по силе вдруг оказались разные!
Опять не понимают офицеры намек крестьянский.
– Ты нам головы не мути!
– Зубы не заговаривай!
– Э-эх! – обозлился старик, выломил две хворостины. – А ну-ка, снимай мундиры, – и вновь за свое: – Посмотрим, какая больнее хлещет.
Переглянулись офицеры. Хотели обидеться. И вдруг рассмеялись. Дошло наконец до спорщиков.
А до всех ли из вас дошло?
Два дня французы штурмовали город Смоленск. Под Смоленском соединились русские армии и приняли бой.
Атака. Снова атака. Еще одна.
Топот солдатских ног. Звериный рев пушек. Груды людей побитых.
Рвутся солдаты навстречу французам. Не ожидая команд, ударяют в штыки. Безрассудны герои. Картечь так картечь. Гранаты – пусть будут гранаты. Нет страха в солдатских душах. Один на роту французов лезет. Двое – на целый полк.
Бьются рядом полки: Симбирский, Волынский, Уфимский.
– Вперед, братцы!
Бьются герои. Льется потоками кровь.
Подходят на помощь французам все новые и новые части. Понимает Барклай де Толли: не осилить русским французов, ночью отдал войскам приказ отойти.
Снялись полки с позиций, бесшумно ушли за Днепр.
Французы шли из Смоленска к Дорогобужу. Группа солдат во главе с молодым лейтенантом продвигалась вдоль днепровского берега. И вдруг из-за береговой кручи, из-за кустов и развесистых ив послышались выстрелы.
Один, второй, третий…
Без промаха бьют свинцовые пули. Что ни выстрел – французом меньше.
Приказал лейтенант остановить продвижение. Прижались солдаты к земле, открыли ответный огонь.
«Видать, значительный отряд, – соображает лейтенант. – Рота, а может быть, и больше». Стал он просить подмогу. Доложил по команде.
Явилась подмога. Прислали и пушку.
– Пушка, пали!
Грянула пушка. Пронеслось ядро по кустам, прошипело, волчком закружилось по круче. Второе ядро врезалось в старую иву. Расщепило, искалечило ствол. Качнулась, рухнула ива.
– Ура! – закричали французы.
Стреляют солдаты. Бьет, не смолкая, пушка.
Идет настоящий бой.
– Целься сюда! – подает команду лейтенант. – Целься сюда! Левее, правее, еще правее…
Стреляют французы, а не знают того, что у Днепра в ивняке всего-навсего один русский солдат находится. Перебегает солдат от куста к кусту, от ивы к иве, стреляет из разных мест – вот и кажется со стороны, что целый отряд сражается.
До самого вечера шла перестрелка. Наконец русский солдат умолк.
– Франции вива! Императору слава! – закричали французы.
Доложил лейтенант начальству, что одержал он большую победу, уложил целую роту русских солдат.
Утром к этому месту прибыл сам генерал. Интересно ему взглянуть на побитых русских. Двинулись французы к берегу Днепра, под старые ивы. Идет лейтенант, сердце стучит. Думает: «Человек пятьдесят русских побил. – Потом поправляется: – Нет, сто». Ждет он наград за усердие.
– Там рота, целая рота легла, – докладывает генералу.
Вышли они к Днепру, идут по крутому берегу. Идут, да только русских не видно. Обошли берег и в одну и в другую сторону – всего один русский солдат валяется. Приник он к земле, словно в атаку бежать собрался.