– Я собираюсь напасть на отряд Солтанбека, как только он по волжскому льду подойдет к реке Ахтубе, – сказал Огул-бек. Он помолчал и добавил: – Дабы усилить свое войско, я хочу призвать под свои знамена несколько сотен наемников. Фряжские, персидские и арабские купцы, зимующие в Сарае, готовы предоставить мне своих стражников, но они требуют деньги вперед. Ведь для торгашей выгода превыше всего!
– Это верно! – усмехнулся Савалт, вороша железной кочергой раскаленные уголья в печи. – Много ли монет запросили с тебя купцы?
– Пятьсот золотых динаров, – ответил Огул-бек. – Если бы ты по дружбе ссудил меня этой суммой, Савалт…
– Да ты что, приятель! – воскликнул русич. – У меня нет таких денег! Золота в моем доме вообще нет и не было.
– Но ты же казначей, – вкрадчиво проговорил Огул-бек, – возьми эти деньги из дворцовой сокровищницы. Тохтамыш сейчас далеко. Он ничего не узнает.
– А дворецкий и его слуги?.. – Савалт уселся на стул напротив Огул-бека. – Они днем и ночью торчат во дворце, от них ничего не скроешь. Согласись, пятьсот динаров не спрячешь за голенищем сапога. Коль до Тохтамыша дойдет, что я тайком выношу деньги из казны, мне не избежать секиры палача.
– Дворецкого можно подкупить, – досадливо бросил Огул-бек, – а уж он-то заставит помалкивать дворцовых слуг. Ты же всегда ладил с Тарбеем. Сегодня он тебе окажет услугу, завтра ты ему.
– Поговори с ним сам, – отрезал Савалт. – Ты теперь главная голова в Сарае. Я же сбоку припека.
Огул-бек ушел от Савалта раздосадованный. Он не сказал русичу, что уже встречался с Тарбеем. И тот был согласен помочь ему с деньгами, если Огул-бек состряпает Тохтамышу донос на Савалта. Тарбей хотел перехватить у Савалта выгодную должность казначея.
Распрощавшись с Огул-беком, Савалт пришел на женскую половину дома. Там тоже топилась печь-каменка, источавшая кисловатый запах дыма. Дрова в топку подкладывала половчанка Ильгиза. Она разговаривала с Агафьей, сидящей у окна, по привычке называя ее Фирузэ. Этим именем славянку Агафью нарекли в ханском гареме.
Подруги мигом умолкли, едва пред ними предстал Савалт.
– Кто приходил? – спросила Агафья, зябко кутаясь в накидку из шерстяной ткани.
– Огул-бек, – ответил Савалт, опустившись на скамью.
– Зачем? – вновь спросила Агафья, не спуская с Савалта своих пытливых глаз.
– Ему нужны деньги, – нехотя промолвил Савалт, – пятьсот золотых динаров. Близ Сарая объявился Солтанбек, сын Мамая, во главе большого отряда конницы. У Огул-бека мало надежных воинов, поэтому он хочет за золото привлечь под свои стяги всех желающих. Огул-бек полагал, что я отважусь запустить руку в ханскую казну. Но я наотрез отказался это делать.
– Ты поступил разумно, милый, – сказала Агафья. Она подсела к Савалту, прижавшись к нему плечом. – Помнишь, осенью ты говорил мне, что не собираешься долго служить Тохтамышу. Мол, сбежишь от него при первой же возможности. По-моему, сейчас самое подходящее время для побега. Тохтамыш ушел из Сарая, и неизвестно, когда он вернется обратно.
– В зимнюю пору бежать из Сарая бесполезно, лада моя, – вздохнул Савалт, мягко обняв Агафью за талию. – Уж поверь мне. В заснеженной степи не спрячешься, опять же лошади по сугробам быстро скакать не смогут. Вдоль Волги до излучины Дона разбросаны зимние стойбища татар и кипчаков. Их никак не миновать, а это означает, что нас быстро настигнут и схватят. Уходить из Сарая нужно летом по реке, это единственно верный путь для бегства.
Сарай пугал Агафью своими узкими извилистыми улицами, скопищем глинобитных домов, прилепившихся друг к другу, словно соты в пчелином улье, пестрой людской толчеей, в которой звучат самые разные восточные наречия и мелькают разнообразные одеяния, непривычные для славян. Частые завывания муэдзинов, по пять раз в день призывавшие мусульман к молитве Аллаху, наводили на впечатлительную Агафью тяжелую печаль. В Сарае имелись и православные храмы. В самом большом из них ведет богослужения местный христианский епископ Иоанн, приехавший сюда с Руси. Для множества рабов-христиан посещение храмов было единственной отрадой в их безрадостном существовании.
Две недели тому назад владыка Иоанн обвенчал Всеволода и Агафью по христианскому обряду в белокаменной Богородицкой церкви, расположенной в Гулистане, предместье Сарая.
В этот же день в Сарай прибыл посол от Солтанбека, им оказался Бей-Ходжа, давний приятель Огул-бека. Перечисляя татарских и кипчакских вельмож, примкнувших к Солтанбеку, Бей-Ходжа особо упомянул Муршука, доводившегося внучатым племянником покойному хану Джанибеку.
– Солтанбек намерен посадить Муршука ханом в Сарае, – сказал Бей-Ходжа. – Благо Муршук происходит из золотого рода Чингизидов.
– Тохтамыш тоже Чингизид, – заметил Огул-бек. – Причем он прямой потомок Чингисхана.
– Родовой предок Тохтамыша Орду-ичен изначально находился в подчинении у своего брата Бату-хана, основавшего Золотую Орду, – возразил на это Бей-Ходжа. – Только потомки Бату-хана имеют право на ханский трон в Сарае. Муршук один из них. Тохтамыш пусть убирается обратно в Синюю Орду. Здесь он чужак.
В дальнейшем разговоре Бей-Ходжа дал понять Огул-беку, что если тот примкнет к Солтанбеку и Муршуку, то может рассчитывать на милости и награды с их стороны. Огул-бек обещал дать ответ Солтанбеку через сутки.
Покуда Огул-бек раздумывал, как ему поступить, Солтанбек тем временем уже разбойничал в окрестностях Сарая. Воины Солтанбека угоняли скот и лошадей из пригородных усадеб тех татарских вельмож, кто принял сторону Тохтамыша. Ночью в Сарае было неспокойно. Купцы и ростовщики с семьями и слугами спешили укрыться в городской цитадели. Кирпичные стены и башни, окружавшие ханский дворец с прилегающими к нему постройками, находились в добротном состоянии и могли выдержать осаду даже большого войска. Все население Сарая не могло поместиться в цитадели, поэтому многие люди бежали в мечети, уповая на то, что их толстые стены и прочные двери станут надежным препятствием для грабителей. Кое-кто из горожан, кому было что терять, запирались в своих домах, изнутри закладывая двери и окна мешками с песком. Подобное уже происходило в Сарае в недалеком прошлом, когда тянулась череда кровавых междоусобиц в среде ордынской знати, выносившая на вершину власти то одного, то другого царевича Чингизида. Эту кровавую вакханалию прекратил темник Мамай, сумевший навести порядок в Золотой Орде. Ныне Мамай был мертв. И кровавый хаос опять грозил жителям Сарая, уже подзабывшим, что такое безвластие и беззаконие.
Едва над Сараем разлился свет нового дня, как в гости к русичу Савалту пожаловал дворецкий Тарбей. Он сообщил, что вельможам из ханского совета удалось-таки убедить Огул-бека выступить против Солтанбека и его сообщников. Однако у Тарбея не было полной уверенности в том, что трусоватый Огул-бек не повернет коня назад в момент сражения с разбойным отрядом Солтанбека. Поэтому Тарбей стал упрашивать Савалта, чтобы тот отправился на эту вылазку вместе с Огул-беком.