Там на крюках висели очень точно отлитые из гипса конечности, в полную величину или уменьшенные вдвое. Рядом с моделью женской руки была видна детская нога, согнутая в колене, а рядом — целый миниатюрный солдат, очень аккуратно и тщательно изваянный из красноватого мрамора.
— Что это? — спросил Марк Рения, когда они проходили мимо.
— Такой обычай, — пожал тот плечами. — Если богиня тебя исцелила, ты заказываешь слепок исцеленной конечности и даришь ей. Это, как я думаю, привлекает в храм новых людей. Они берут за лечение золото, так что эти слепки — как вывеска в магазине. Тут тебе не Рим, парень. Если разобраться, они не такие, как мы.
— Ты их не любишь?
— Я уважаю их достижения, но их цивилизация погрязла в славе прошлого. Это гордый народ, Марк, — и в то же время им не хватает гордости, чтобы сбросить нашу ногу со своей шеи. Им нравится считать нас варварами, люди высокого сословия будут делать вид, что тебя не существует, — а какой прок от тысячелетнего искусства, если ты не можешь себя защитить? Первое, чему должны научиться мужчины, — быть сильными. Без этого все, что у тебя есть, все, чего ты добьешься, могут у тебя забрать. Помни об этом, парень.
Рений похлопал по бокам крепкого жеребца, потом провел руками по его ногам и внимательно проверил рот. Пеппис наблюдал за ним и, серьезно нахмурившись, повторял все его действия.
— Сколько этот? — спросил Рений владельца, который стоял рядом с двумя телохранителями. Тот совсем не пах лошадьми и выглядел чистым и каким-то гладким: его темные волосы и борода блестели от масла.
— Сильный, да? — ответил он. Он говорил по-латински с акцентом. — Его отец — победитель гонок в Понте. А этот для гонок тяжел, лучше для битвы.
Рений оборвал его:
— Мне просто нужно переехать через горы, на север. Сколько просишь?
— Его зовут Аполлон. Я купил его, когда один богатый человек разорился и распродавал свое имущество. Я заплатил целое состояние, но я знаю лошадей и знаю, чего он стоит.
— Мне он нравится, — сказал Пеппис.
Оба не обратили на мальчика внимания.
— Я заплачу за него пять золотых и продам в конце путешествия.
— Он стоит двадцать, и я платил за его корм всю зиму, — ответил торговец.
— За двадцать я могу купить маленький дом!
Торговец пожал плечами с извиняющимся видом.
— Уже нет. Цены поднялись. Все эта война на севере! Лучших коней забирают для Митридата, этого выскочки, который зовет себя царем. Аполлон — последний из хорошей партии.
— Десять — моя последняя цена. Мы купим у тебя двоих.
— Давай не будем спорить! Я покажу тебе другого, менее ценного, он довезет тебя на север. У меня есть два коня, я мог бы продать их вместе. Они братья и ходят достаточно быстро.
Человек пошел вдоль ряда лошадей, а Марк осмотрел Аполлона, который, жуя сено, с интересом осмотрел его. Марк похлопал коня по мягкому носу. Рений и торговец спорили где-то далеко. Аполлон перестал обращать на Марка внимание и потянулся за новым клоком сена из сетчатого мешка, прибитого к стене конюшни.
Спустя некоторое время вернулся заметно побледневший Рений.
— У нас два коня, Аполлон и еще один, по кличке Дротик. По-моему, этот торговец придумывает имена на ходу, Пеппис поедет с тобой; он мало весит, и конь не устанет. Боги, какие здесь заламывают цены! Если бы не щедрость твоего дяди, завтра нам пришлось бы идти пешком.
— Он не мой дядя, — возразил Марк. — Так во сколько они нам обошлись?
— Даже не спрашивай. И на сытную еду в дороге тоже не рассчитывай. Пошли, коней заберем завтра на рассвете. Будем надеяться, цены на жилье не поднялись так же высоко, а то придется после заката забираться к лошадям.
Все еще ворча, Рений вышел из конюшни. Марк и Пеппис, стараясь не улыбаться, двинулись следом.
Марк спускался верхом по горной тропе, иногда наклоняясь, чтобы почесать Дротика за ушами. У него за спиной дремал Пеппис, убаюканный мерными шагами коня. Марк подумал, не растолкать ли его локтем, чтобы он тоже полюбовался видом, но решил дать мальчику спокойно поспать.
С этой высоты казалось, будто под ними вся Греция: желтые поля с зелеными пятнами оливковых рощ и черными точками ферм. Марк набрал в грудь свежего воздуха, пропахшего незнакомыми цветами, и вспомнил учителя, Вепакса: может, он бродил по этим холмам? Или сам Александр Македонский вел свое войско на битву с далекой Персией? Марк представил себе мрачных лучников с Крита, македонскую фалангу и юного царя во главе и невольно выпрямился в седле.
Рений ехал впереди, зорко осматривая узкую тропу и обступающие ее кустарники. За последнюю неделю пути он еще глубже погрузился в себя. Иногда за целый день они с Марком едва обменивались парой слов. Долгое молчание нарушали только восторженные крики Пепписа, увидевшего птицу или ящерицу на скалах. Марк чувствовал, что гладиатор не хочет говорить, и не навязывался, лишь с кривой улыбкой смотрел ему в спину.
Было время, когда Марк его ненавидел — на дворе поместья, когда раненый Гай лежал в пыли. И все же он не мог не уважать Рения, даже когда поднял на него меч. Рений был настолько тверд духом, что все остальные по сравнению с ним казались мягкотелыми. Он умел быть жестоким и бессердечным, невзирая на боль или страх. Люди подчинялись ему без раздумий, словно знали, что он не подведет. Марк не раз убеждался в этом в поместье и на корабле; даже возраст не был ему помехой. Марк вспомнил, что Кабера сам не ожидал, что так быстро вылечит раненого старика. Они тогда вместе смотрели, как в измученное тело возвращается жизнь и кожа краснеет от резкого прилива крови.
Когда они завернули Рения в прохладное полотно, Кабера сказал:
— Его путь важнее, чем у многих. А ногами он прочно стоит на земле.
Кабера говорил со странным нажимом, словно пытаясь донести до Марка что-то важное.
— Я еще никогда не видел, чтобы смерть выпускала кого-то из когтей, как Рения. Когда я дотронулся до него, боги зашептали у меня в голове.
Тропа вилась и круто заворачивала; опасаясь, что кони могут растянуть ногу или упасть, они пустили животных медленным шагом, чтобы те сами выбирали дорогу среди камней.
«Что ждет тебя в будущем? — подумал Марк в приятной тишине. — Отец…»
Слово само пришло на ум, и Марк понял, что эта мысль ему уже привычна. Рядом с ним никогда не было человека, которого он мог бы назвать отцом, но сейчас в нем что-то изменилось. Марк задумался: Рений ему не родной отец, и все-таки в глубине души Марк хотел бы путешествовать с отцом, чтобы защищать друг друга от опасности. Чудесная мечта… Марк представил себе, как все удивлялись бы, узнав, что он сын Рения. Они бы восхищенно на него смотрели, а Марк бы скромно улыбался в ответ.
Рений приподнял ногу и громко пустил ветры. Марк рассмеялся такому ответу на свои мысли и еще долго ехал, посмеиваясь.