Выслушав запыхавшегося гонца, Марий стиснул кулаки.
— Сколько им еще дней? — спросил он так спокойно, как только мог.
— Если пойдут форсированным маршем, не больше трех-четырех. Я очень торопился, менял лошадей, но, когда я выехал, почти все люди Суллы высадились на берег. Я ждал, чтобы удостовериться, что это основные силы, а не обманка.
— Ты поступил правильно. Самого Суллу видел?
— Да, правда, издали. Похоже, в Рим возвращается весь его легион.
Марий бросил разведчику золотой, и тот схватил его в воздухе. Марий встал.
— Тогда мы должны подготовить встречу. Собери остальных гонцов. Я приготовлю приветственные письма, которые вы отвезете Сулле.
— Простите? — удивленно переспросил гонец.
— Никаких вопросов. Разве мы не встречаем героя-победителя? Встретишься со мной через час и получишь письма.
Больше не говоря ни слова, гонец поклонился и ушел.
Охрана встретила своего начальника, когда тот нагишом спустился с колокольни, спотыкаясь и держась за голову. Нарушителя нигде не было видно, хотя тщательные поиски продолжались все утро. Один солдат вспомнил, что человек, одетый как начальник охраны, пошел проверить переулок, но подробно описать его не смог. В полдень поиски прекратили; к тому времени по улицам Рима разнеслась весть о возвращении Суллы. Еще через час один из охранников заметил у ворот маленький сверток. Внутри оказались форма начальника охраны, его ножны и сандалии. Когда все это вручили начальнику, он выругался.
Гая позвали к Марию после полудня. Гай уже заготовил оправдание своих действий, но консул, похоже, не слышал о скандале. Он жестом указал Гаю на место рядом с его центурионами.
— Несомненно, вы уже знаете, что Сулла высадился на побережье и находится всего в трех или четырех днях от города.
Остальные кивнули; только Гаю пришлось скрывать потрясение.
— Прошел год и ровно четыре месяца с тех пор, как Сулла уехал в Грецию. У меня было достаточно времени, чтобы подготовить ему должную встречу.
Несколько человек в ответ хмыкнули, и Марий мрачно улыбнулся.
— Предприятие не из легких. Все вы — люди, которым я доверяю, и ничто из сказанного мною сегодня не должно выйти за пределы этой комнаты. Не обсуждайте происходящее со своими женами, любовницами или самыми верными друзьями. Я не сомневаюсь, что у Суллы есть шпионы в городе, которые наблюдают за каждым моим шагом. Он наверняка знает о наших приготовлениях и прибудет в полной готовности к гражданской войне.
От этих слов, наконец произнесенных в открытую, у всех присутствующих застыла кровь в жилах.
— Даже сейчас я раскрою лишь часть моих планов. Если Сулла доберется до города живым, что необязательно, мы встретим его легион как врага и уничтожим. У нас есть запасы зерна, мяса и соли на много месяцев. Мы закроем перед ними город и перебьем их под стенами. Пока мы говорим, входы и выходы из Рима уже перекрываются. Город будет запечатан.
— А если он оставит свой легион в лагере и придет, чтобы потребовать входа по праву? — спросил незнакомый Гаю человек. — Ты рискнешь неудовольствием сената и объявишь себя диктатором?
Марий долго молчал. Потом он поднял голову и тихо, почти шепотом сказал:
— Если Сулла придет один, я прикажу убить его. Сенат не назовет меня предателем государства. Они поддерживают меня во всем.
Он говорил правду. Ни один влиятельный человек не отважился бы внести предложение осудить консула. Ситуация была ясна.
— А теперь, господа, план ваших действий на завтра.
Корнелия терпеливо ждала, пока отцовская тирада не закончится. Она пропускала его гнев мимо ушей, не позволяя себя затрагивать.
— Нет, отец. Ты не прикажешь его выследить. Он станет моим мужем, и, когда придет время, ты пригласишь его в дом.
Цинна побагровел от нового приступа гнева.
— Сначала я увижу его зловонный труп! Он вором прокрался в мой дом, а ты сидишь тут, как мраморная глыба, и утверждаешь, что я пойду на такое? Ни за что! Пока его избитое тело не будет валяться у моих ног!
Корнелия тихо вздохнула и начала считать, сколько цветов видно из окна. Наконец тон отца изменился, и она снова прислушалась. Отец замолчал и с сомнением посмотрел на нее.
— Я люблю его, отец, и он любит меня. Мне жаль, что мы ославили дом, но брак смоет позор, что бы там ни сплетничали на рынке. Ты ведь сказал мне, что я могу выбрать, кого хочу, помнишь?
— Ты беременна?
— Насколько я знаю, нет. На свадьбе ничего не будет видно, никакой пищи для пересудов.
Ее отец кивнул. Он постарел и как-то сник.
Корнелия встала и положила руку ему на плечо.
— Ты об этом не пожалеешь.
Цинна хмуро проворчал:
— Я его хоть знаю, этого осквернителя невинности?
Корнелия с облегчением улыбнулась:
— Наверняка. Это племянник Мария. Гай Юлий Цезарь.
Ее отец пожал плечами:
— Где-то слышал.
Корнелий Сулла сидел в тени шатра и, потягивая охлажденное вино, смотрел на лагерь легиона. Осталась последняя ночь вдали от любимого Рима. Сулла чуть поежился — то ли от ветра, то ли в предвкушении схватки за город. Все ли он знал о планах Мария, или старый лис собрался в последний момент удивить его? В шатре, никому не нужные, лежали письма с официальным приветствием. Сулла отнесся к ним как к пустой формальности, каковой они и являлись.
Подъехал Падак, эффектно остановив коня на скаку. Сулла улыбнулся: такой юный и такой красавец!
— Лагерь в безопасности, — сообщил Падак, спешившись. Весь его начищенный панцирь блестел, кожаные вставки были мягкими и темными от масла.
«Юный Геркулес, — подумал Сулла, отвечая на его салют. — И беззаветно преданный, как избалованная гончая».
— Завтра вечером мы войдем в город. Мы в последний раз ночуем на жесткой земле, как варвары, — произнес Сулла.
Ради красоты слога он предпочел забыть о мягких постелях и тонком белье в своем собственном шатре. Сулла душой был со своими солдатами, но суровая жизнь легионера никогда не привлекала его.
— Ты поделишься своими планами, Корнелий? Всем не терпится узнать, как ты поступишь с Марием.
Падак в своем рвении задавал слишком много вопросов, и Сулла поднял ладонь:
— Завтра, друг мой. Завтра начнутся приготовления, и это будет очень скоро. Сегодня я рано отойду ко сну, вот только выпью еще немного вина.
— Тебе потребуется… компания? — тихо спросил Падак.
— Нет. Хотя… пришли пару шлюх, да выбери покрасивее. Посмотрим, может, мне еще есть чему поучиться.