Чингис созвал своих военачальников. Они подходили один за другим, израненные, с ушибами и царапинами на лице, но с блестящими глазами.
– Где шах? – спрашивал Чингис каждого.
Они нашли верблюдов, груженных шелковыми палатками, а люди Джебе открыли тайник с ювелирными украшениями и уже прибрали к рукам или обменяли половину его содержимого на другие трофеи.
Когда Чингис спросил Субудая, тот многозначительно покачал головой.
– Его всадники исчезли, великий хан, – отвечал он. – Я не видел ни одного.
Чингис выругался и оживился.
– Пошлите разведчиков за ними. Я объявляю охоту на шаха.
Услышав волю хана, разведчики немедленно вскочили обратно в седло и умчались. Чингис оживился сильнее, от усталости не осталось и следа.
– Если шах бежал прошлой ночью, значит, он уже день как в пути. Он не должен уйти! Их купцы говорят, что у него есть войско в пять раз больше, чем это. Пошли своих людей вместе с разведчиками. Ничего важнее этого нет, ничего.
Всадники разъехались во всех направлениях, и вскоре двое из тумена Джучи спешно примчались назад. Выслушав их донесение, Чингис побледнел.
– Субудай! Кони скачут на восток, – сказал он.
– Но его города на юге. Он пошел в обход нас. – Субудай замер от удивления, а затем произнес: – Государь, разреши мне встать на защиту нашего лагеря.
Чингис недовольно выругался.
– Нет. Ты со своим туменом отправляйся следом за шахом. Если он доберется до города и получит подкрепление, мы покойники.
В этот момент Джебе стоял рядом с ханом и слышал его приказ. Джебе видел шахскую армию во всем ее блеске и силе. Сама мысль о том, чтобы столкнуться снова с таким многочисленным воинством, была отвратительна.
– Если позволит хан, – сказал он Субудаю, – я поеду с тобой.
Чингис махнул рукой, и Субудай кивнул, вонзая пятки в коня. Дав приказ ближайшему командиру, Субудай без остановки поехал вперед, а командир помчался собирать тумен Волчат.
Услышав новость, Джучи прискакал к отцу, остановил лошадь и поклонился в седле.
– Лагерь в опасности? – спросил он.
Чингис пристально посмотрел на сына, а затем перевел взгляд на тигровую шкуру у того под седлом. У всех в лагере были семьи, но хан как будто не думал об этом. Это он отдал приказ оставить женщин и детей без защиты. Но выбора у него не было.
– Я отправил Субудая и Джебе в погоню за шахом, – наконец сказал Чингис.
– Они хорошие воины. Лучше их у тебя никого нет, – ответил Джучи. И хотя отец его был мрачен, он беспечно продолжил, думая о своей матери: – Позволь мне взять тумен и привезти семьи сюда?
С неохотой Чингис обдумал предложение сына. От Отрара до лагеря было менее одного дня пути. Хан не хотел, чтобы о победе женщинам и детям объявил Джучи. Несомненно, молодой человек уже подумал, как там встретят героя. От этой мысли у Чингиса скрутило желудок.
– Ты нужен мне под Отраром, – ответил он. – Передай приказ Чагатаю.
Чингис заметил, что на мгновение в глазах сына блеснул огонек гнева. Хан наклонился вперед из седла, опустив руку на рукоять меча. Даже теперь Чингис сожалел о том, что клинок с рукоятью в виде головы волка висит на бедре у Джучи. Сделав вид, что ничего не заметил, Джучи поклонился и ускакал передать распоряжение отца младшему брату.
Чагатая он нашел в центре шумного сборища молодежи. Смеясь над какой-то шуткой, брат заметил Джучи не сразу, но, как только увидел его, немедленно замолчал, принял серьезный вид и застыл. Юные воины последовали его примеру, и Джучи пришлось вести коня под их негостеприимными взглядами.
Братья даже не поприветствовали друг друга. Рука Джучи упала на тигровую шкуру возле эфеса, трепля пальцами жесткий мех. Чагатай ждал, пока брат начнет говорить, и приподнял одну бровь, вызвав усмешку на лицах своих собеседников.
– Бери свой тумен и возвращайся в лагерь. Приведешь всех к Отрару, – наконец сказал Джучи, когда эти игры надоели ему.
Чагатай разозлился. Ему не хотелось нянчиться с бабами и детьми в то время, как Отрар будет трепетать под взглядом врагов.
– Чей это приказ? – поинтересовался он. – Кто велел?
Несмотря на дерзкий тон брата, Джучи сдержался.
– Хан велит тебе собираться в дорогу, – ответил он, поворачивая коня в обратный путь.
– Но это говоришь ты. А кто станет слушать, что там говорит выродок-полукровка?
Чагатай так сказал, зная, что окружен своими людьми. Они всегда ожидали от него подобной дерзости, чтобы потом всласть потрепаться о ней у костра. Джучи застыл в седле. Он понимал, что ему не следует связываться с глупыми зубоскалами, но ничто на свете так не злило его, как пустая надменность младшего брата.
– Может, он просто считает, что ты самая подходящая компания для баб, после того как ты встал передо мной на колени, – ответил Джучи. – Не знаю, что у него на уме.
Сжав губы в улыбку, он вел коня шагом. Даже сейчас, когда за спиной были вооруженные люди, Джучи не мог удовлетворить их надежду увидеть его поспешное бегство.
Внезапно сзади послышался топот копыт, и Джучи инстинктивно схватился за рукоять меча, но потом отвел руку. На глазах у стольких свидетелей Джучи не мог поднять меч на Чагатая, так как понимал, что это стало бы его концом.
Джучи оглянулся назад, пытаясь сохранить хладнокровие, насколько это было возможно. Чагатай приближался, быстро сокращая разрыв между ними. Ватага молодчиков мчалась за ним. Лицо Чагатая было багровым от злобы. Джучи едва успел раскрыть рот, чтобы заговорить вновь, как Чагатай выпрыгнул из седла и яростно набросился на Джучи, сбив его с лошади.
Братья сцепились, покатились по земле, и Джучи дал волю рукам и молотил кулаками, не помня себя. Разнявшись, братья вскочили на ноги и оба выпучили друг на друга глаза, в которых сверкала жажда убийства. Но оба еще держались старых обычаев и не смели касаться мечей. Задрав кулаки, Чагатай полез на Джучи, но тот со всей силы ударил его ногой в пах.
Корчась от боли, Чагатай рухнул на землю, однако ярость его была настолько сильна, что он, к изумлению Джучи, смог подняться на ноги и снова заковылял к нему. Однако к этому времени воины Чагатая спешились и растащили братьев в стороны. Вытерев кровь под носом, Джучи презрительно плюнул Чагатаю под ноги. Лишь дождавшись, пока Чагатай снова примет более или менее спокойный вид, Джучи повернулся к Чингису.
От злости хан побледнел. Как только их взгляды пересеклись, он ударил пятками лошадь и подъехал ближе. В присутствии хана воины онемели, никто не посмел поднять на него глаза. Его гнев вошел в легенды монгольских племен, и молодые люди вдруг осознали, что их жизнь зависит от одного его слова, одного жеста.
Лишь Чагатай, казалось, ничего не боялся. Когда отец подъехал ближе, он шагнул вперед и попытался ударить слева по лицу старшего брата. Джучи машинально увернулся, но Чингис пнул его ногой между лопаток, юноша не удержался и мигом распластался на земле.