Book.

Джучи вздохнул, маскируя клокотавшее в нем пламя. Он не хотел погибать в этом месте, но за всю свою жизнь он снес слишком много насмешек. Он очень долго сдерживал гнев и теперь готов был забрать на тот свет своего насмешливого братца вместе с собой.

Джучи ударил пятками, и конь рванулся вперед. Толкнув командира локтем, Джучи вышиб его из седла и поскакал дальше. Сзади тотчас послышался рев ввязавшихся в схватку людей Джучи.

Перед тем как двое других всадников заслонили ему дорогу, Джучи не без удовольствия заглянул в испуганное лицо брата. Окружавшие его воины, изумленные неожиданной стычкой, все же бросились навстречу Джучи. Он не сомневался, что так и случится, но его люди были уже достаточно близко, чтобы пробиться к нему, и в их телах бурно кипела кровь. Они убивали без сожалений и переживали его обиду, как свою собственную.

Юные сорвиголовы Чагатая ответили без промедлений. В считаные мгновения завязалась драка, и воины обоих туменов били и колотили друг друга. Почувствовав, что коня выбивают из-под него, Джучи немедленно соскочил на землю, но из-за острой боли в ноге едва не упал. Правая нога была залита бурой кровью от полученной ранее раны. Уворачиваясь от удара, он сделал еще шаг вперед, пытаясь устоять на ногах.

Видя, что раненый брат все еще стоит на земле, Чагатай с яростным криком пустил скакуна сквозь ряды своих воинов. Животное растолкало их в стороны, и внезапно Чагатай оказался перед Джучи. Чагатай взмахнул мечом, описав им широкую дугу над землей, и Джучи чуть было не оказался под копытами коня, когда нырнул вниз, пытаясь уйти от клинка. Больная нога вновь подвела. Наплевав на приемы ведения боя, Чагатай лихорадочно рубил мечом. На ханского сына напали на глазах его же людей, и лучшую возможность раз и навсегда избавиться от помехи, какой был его старший брат, трудно было придумать.

Внезапно раздался громкий треск, конь заржал, захрапел. Воин, стоявший рядом с Джучи, разрубил скакуну ногу. Животное стремительно грохнулось наземь, и Чагатай не успел вытащить ноги из стремян. От нестерпимой боли в раздавленной голени Чагатай орал во всю мочь. Он почувствовал, что меч выбили из руки, и, когда поднял глаза, Джучи уже стоял рядом, безумный восторг сверкал на его лице.

Увидев Чагатая лежащим на земле, его воины завыли, как звери. Забыв об осторожности, они бросились на людей Джучи со звериной злобой.

Джучи чувствовал, как бежавшая по ноге кровь забирает и его силы. Глядя Чагатаю в глаза, он тяжело занес меч, затем молча опустил его. Джучи даже не понял, что стрела ударила ему в грудь. Голова закружилась. Потом сильный удар в лицо. Быстро теряя сознание, Джучи уже не мог сказать, убил ли он брата, который так отчаянно пытался убить его самого.

Прогремели новые команды Чагатая, хотя борьба разгоралась только сильнее, по мере того как все новые воины из тумена Джучи вступали в нее. Бой продолжался. Воины гибли сотнями за то, чтобы отомстить за своего поруганного военачальника или спасти его. Они и сами точно не знали. Горстка его людей, пробившись сквозь битву, вынесла на руках вялое тело Джучи со стрелой в груди. Когда они наконец вырвались на свободу, старшие командиры обоих туменов затрубили враждующим сторонам сигнал разойтись.

Огрызаясь и стеная от ран, воины разошлись в стороны, и между туменами наконец показалась полоска чистой земли. Командиры минганов отвешивали подзатыльники и раздавали пинки своим подчиненным, не раз пуская в ход и рукояти клинков, усмиряя самых неугомонных. Череда угроз и приказов привела их к порядку, и теперь командиры джагунов и арбанов распекали своих воинов, не жалея глоток.

Тяжело отдуваясь после драки, воины туменов в ужасе смотрели на убитых и едва верили, что все это могло произойти на самом деле. В воздухе тихим шепотом раздавалось имя Чингиса, и каждый участник этого сражения боялся даже представить, что будет потом, когда хан обо всем узнает. Пока люди Джучи осматривали его тело, никто не посмел шелохнуться, но вскоре над холмами разлетелось эхо ликующих возгласов. Стрела пробила только доспехи. Джучи был жив. Услышав об этом, Чагатай злобно плюнул на землю, негодуя на удачу, что неотступно следовала за незаконнорожденным выродком. На поврежденную голень Чагатая наложили шину из обломка копья, и юноша прикусил губу, когда опухшую ногу крепили к куску дерева, перевязывая в трех местах между коленом и лодыжкой. Его люди помогли ему сесть в седло. Радостные крики возвестили о том, что он выжил, но вскоре стихли, отозвавшись страхом в дальних холмах. Битва была выиграна, и теперь обоим туменам предстояло вместе вернуться в лагерь. Но зерна неумолимой вражды были брошены в землю, обещая принести кровавые всходы.

Поздним вечером лошадка Чахэ медленно везла ее по темным улицам в окружении черных всадников. Городской воздух был теплее, чем в лагере, как будто уличные камни накапливали тепло, чтобы потом медленно выдыхать его в темноту. По дороге во дворец на холме, где Чингис дожидался жену, легко было предаваться фантазиям. В городе полно было разных птиц, щебетавших на каждом карнизе, на каждой крыше. Чахэ подумалось: не мешают ли им передвижения солдат? Или эти пичуги всегда прилетали сюда, чтобы погреться на теплых крышах? Она понимала, что в этом нет ничего необычного, но, слыша порхание крыльев над головой, почему-то чувствовала себя неуютно.

Справа, скрытая темнотой, рыдала какая-то женщина. В тусклом мерцании факелов Чахэ видела, как неженатые воины приходили на ипподром и забирали девушек из рук отцов и мужей, оставляя часть женщин до утра на выбор Чингиса. Подумав об этом, Чахэ содрогнулась. Она болела за тех, кто ждал в темноте прикосновения грубых рук. Она прожила среди монголов уже немало лет и полюбила многие достойные качества этого степного народа. Но монголы по-прежнему забирали женщин у побежденных и не видели в этом ничего предосудительного. Подъезжая к разлому в стене, ведущему в благоухающие цветники, Чахэ горько вздохнула. Охота за женщинами была их проклятием. Их домогались и умыкали ночью из отчего дома повсюду – ив царстве ее отца, и в землях китайцев, и в стране мусульман. Ее муж находил эту практику вполне обычным занятием, заявляя, что рейды за женщинами помогают его мужчинам сохранять бодрость духа. Чахэ даже вздрогнула, словно внезапный холод коснулся ее обнаженных рук.

Сквозь цветочные ароматы дворцовых садов слышался запах смерти. У стены до сих пор лежали огромные кучи трупов, и на жаре тела уже начали разлагаться. Тяжелый, удушливый воздух вокруг дворца разъедал ноздри, и Чахэ дышала с трудом, стараясь не замечать открытых глаз мертвецов. Она знала, что трупный запах опасен. Утром следовало проследить за тем, чтобы Тэмуге убрал и сжег трупы, пока зараза не подкосила ряды ханского войска.

Подъехав к лестнице, ведущей к чернеющему на вершине холма дворцу, Чахэ и ее вооруженные стражи остались сидеть в седле, и кони начали неспешное восхождение по широким ступеням, предназначенным для людей. Поднимаясь к вершине, Чахэ ломала голову над смыслом вопроса, который задал ей муж. Она не понимала, зачем Чингису понадобилось спрашивать ее об этом, и в результате никак не могла отделаться от неприятного сосущего чувства под ложечкой. Она очень надеялась, что во время ее разговора с мужем рядом не будет Кокэчу. Иначе пришлось бы просить Чингиса о встрече с глазу на глаз. При мысли о свирепых глазах шамана, буравящих ее, Чахэ сделалось только хуже. Она еще раз вздохнула, размышляя о том, была ли снова беременна или ей это только казалось оттого, что долгое время видела так много страданий, горя и ненависти.