— Добро пожаловать, — торжественно произнес он. — Хотя вы прибыли самыми последними из великих племен, наш повелитель Чингис принял послание благожелательно и выделил пастбища для ваших табунов.
Человек задумчиво кивнул, глядя мимо Хасара на конников, ждущих, что он им скажет.
— Да, должно быть, мы последние. Судя по размерам войска, собравшегося на этой равнине, в мире не осталось больше воинов. На много дней пути вокруг нет ни одного человека. Вы первые, кого мы встретили. — Он удивленно покачал головой. — Уйгуры принесут клятву верности Чингису, как я и обещал. Покажи, где нам ставить юрты, а остальное мы сделаем сами.
Барчук держался куда дружелюбнее некоторых ханов. Хасар это оценил и улыбнулся:
— Я его брат, Хасар. Я вас провожу.
— Садись. Мне не терпится услышать новости.
Хан похлопал по деревянной скамье рядом с собой, Хасар спешился и, шлепнув коня по крупу, послал его к первому ряду воинов-олетов.
— Раз мы последние, похоже, не за горами время, когда Чингис нацелит стрелы на своих врагов, — сказал хан Хасару, когда тот забрался в повозку и сел рядом с ним.
Барчук цокнул языком, быки тронулись, и повозка покатилась вперед, раскачиваясь из стороны в сторону. Хасар с удовольствием наблюдал, как всадники-уйгуры окружили их, четко держа строй. По крайней мере, ездить верхом они умеют.
— Только сам Чингис может сказать точно, — ответил Хасар.
Синяки, полученные в стычке с олетами, уже побледнели. Барчук скользнул по ним взглядом, однако промолчал. После посрамления хана олетов и его сыновей улус на какое-то время успокоился. Впрочем, к концу лета снова начались волнения. Хасар подумал, что теперь, когда уйгуры наконец прибыли, Чингис со дня на день велит выступать в поход. От одной мысли об этом его охватило воодушевление. Все племена собрались, чтобы принести Чингису клятву верности. А потом начнется война, и они вместе с братьями сбросят цзиньское ярмо с шеи своего народа.
— Ты чему-то радуешься, Хасар, — заметил Барчук, направляя повозку в объезд спрятавшейся в траве кочки. Несмотря на возраст, Барчук был жилистый и крепкий, а его глаза смотрели на мир с веселым любопытством.
— Я думал, что раньше мы никогда не объединялись. Из-за кровной вражды или подкупа чжурчжэней мы всегда были готовы вцепиться в глотку друг другу. — Хасар махнул рукой в сторону лагеря. — Видишь? Такого раньше не было.
— Возможно, всех наших людей уничтожат, — пробормотал Барчук, пристально всматриваясь в Хасара.
Тот ухмыльнулся, вспомнив, что Хачиун и Чингис спорили об этом много раз.
— Да, но через сотню лет нас и так уже не будет в живых. От всех, кого ты сейчас видишь — мужчин, женщин и детей, — останутся только кости.
Барчук недоуменно нахмурился, и Хасар пожалел, что не обладает красноречием Хачиуна.
— Смысл жизни в завоеваниях, разве нет? В том, чтобы захватывать женщин и земли. Лучше быть частью того, что здесь происходит, чем влачить тихое и незаметное существование.
Барчук кивнул:
— Да ты, Хасар, философ.
— Ты единственный, кто так считает, — рассмеялся Хасар. — Нет, я всего лишь брат великого хана, и настало наше время.
Солнце уже садилось за войлочными стенами большой юрты, а Барчук говорил и говорил. Чингис был очарован его познаниями. Когда хан рассказывал о незнакомых вещах, он просил возвращаться к сказанному до тех пор, пока не понимал, о чем идет речь. Больше всего Чингиса интересовала империя Цзинь — при упоминании о ней он наклонялся вперед, словно хищная птица; глаза его горели. Уйгуры пришли из далеких юго-западных земель, граничащих с пустыней Гоби и Западным Ся. Чингис с восторгом выслушивал все подробности о торговых караванах цзиньцев, их одежде, обычаях, а главное — о доспехах и оружии. Может, у торговцев в охране и не лучшие воины, но даже обрывочные сведения, подобно ключевой воде, орошали пустынную почву воображения Чингиса.
— Перемирие принесло вам покой и достаток, — заметил Чингис, когда Барчук умолк, чтобы освежить горло глотком чая. — Возможно, тебе следовало бы объединиться против меня с правителем Си Ся. Ты думал об этом?
— Конечно, — ответил Барчук с подкупающей искренностью. — Впрочем, ты ошибаешься, если полагаешь, будто мы с ними в дружеских отношениях. Население Си Ся торгует с нами только потому, что в их стране существует спрос на шкуры снежных барсов, добытые высоко в горах, твердую древесину и даже на семена редких растений, которые используют для врачевания. Взамен нам продают железную руду, ковры, чай, а иногда переписанные по многу раз свитки.
Он замолчал и криво улыбнулся.
— Они приводят в уйгурские города своих детей и воинов, но даже рабы смотрят на нас с презрением. — От неприятных воспоминаний лицо хана вспыхнуло, и он вытер лоб, прежде чем продолжить. — Я выучил их язык и знаю, что не стоит обращаться к ним за поддержкой. Если бы ты их увидел, повелитель, то понял бы почему. Для них существуют только подданные Западного Ся. Даже цзиньцы не считают тангутов соплеменниками, несмотря на то что многие обычаи схожи. Хотя тангуты платят дань цзиньскому императору и находятся под его защитой, они предпочитают держаться от могучего соседа особняком. Их гордыня не знает границ, повелитель.
Барчук наклонился и похлопал Чингиса по колену, похоже, даже не заметив, как насторожилась охрана.
— Много лет мы довольствовались объедками, лучшее мясо было за крепостными стенами.
— А ты хочешь, чтобы их разрушили, — пробормотал Чингис.
— Конечно. Отдай только уйгурам тангутские библиотеки. Еще мы видели у тангутов редкие драгоценные камни, похожие на молоко и огонь, — их не продают, что бы мы ни предлагали взамен.
Пока Барчук говорил, Чингис не сводил с него глаз. Хан уйгуров прекрасно знал, что не имеет права требовать части военной добычи. Войскам не платили, и все, что они добыли в набеге, традиционно считалось их собственностью. Барчук просил слишком много. Впрочем, среди других племен вряд ли найдутся охотники до библиотек Западного Ся. При этой мысли Чингис усмехнулся.
— Рукописи твои, Барчук, обещаю. Остальное достанется победителям, если на то будет воля великого Отца-неба. Я не могу выделить тебе особую долю.
Барчук выпрямился и неохотно кивнул.
— Хорошо, повелитель, мы сами возьмем у тангутов, что нам причитается. Я видел, как их лошади топчут на дорогах людей. Видел, как уйгуры умирают от голода, а тангуты жиреют на обильных урожаях, ни с кем не делясь. Мои воины пришли сюда, чтобы потребовать с них плату за гордыню, и наши поля и города теперь пусты. Повелитель, уйгуры с тобой, со всеми своими юртами, лошадьми, солью и кровью.
Чингис подался вперед, и мужчины обменялись быстрым рукопожатием, за которым скрывалось нечто серьезное. Другие племена ждали своего часа, чтобы поклясться в верности Чингису публично. Приняв клятву от Барчука в узком кругу, он показал хану уйгуров, что поддерживает его, а подобную милость просто так не оказывают.