— Да вы раздевайтесь… — предложила Антонина Митрофановна и, многозначительно погрозив сыну кулаком, быстро ушла к себе в комнату.
— Ну вот, свалились, как дождь на голову. — Синичка скинула шубу, повесила на крючок, поправила волосы перед зеркалом. — Да не стой, одевайся скорее, а то мать вообще невесть что подумает!
Саша юркнул к себе, быстро надел рубашку и принялся застилать постель. Синичка стояла рядом и задумчиво смотрела на стену.
— Она сильно смущена. Недовольна, что застали в таком виде… А первое впечатление — самое сильное… Ну, Сашок, придумай что-нибудь! Как у вас гостей с хозяйками знакомят?
— Может, кофе вместе выпить? Мама всегда с утра пьет.
— Хорошо, давай. — Девушка вскинула руки к вискам. — Я никогда еще так не волновалась…
— Ты жалеешь, что осталась со мной? — Саша бросил на постель покрывало и повернулся к Синичке.
— Ни капли, — она сжала на груди кулачки и доверчиво прижалась к нему, — совсем.
Саша обнял ее за плечи, провел рукой по волосам:
— Синичка, а о чем вы так яростно спорили? Там, в детском садике.
— Но ведь я сразу призналась, — мгновенно насторожилась девушка. — Я — колдунья из рода Гекаты, покровительницы земли, людей, науки и Луны, одна из охранниц приграничной пустыни…
— Колдунья… Геката… — покачал головой Саша. — Что за ерунда?
— Велемир был прав, — после короткой заминки вздохнула Синичка, — ты ничего не понял…
— Это так важно? — уже более серьезно переспросил Трофимов.
— На самом деле важно только одно: насколько тебе хочется, чтобы я была рядом.
— Очень хочется! — Саша крепко прижал ее к себе.
— Тогда познакомь меня со своей мамой.
— Хорошо… — Трофимов с явным сожалением разжал объятия. — Синичка, а что означает «колдунья из рода Гекаты»?
— Многое… У меня нет права на собственное имя, иначе меня могут вызвать из этого мира или из мира потустороннего, из этой вселенной или из любой другой. У меня нет права на возраст, иначе мою судьбу могут рассчитать и оборвать…
— И все?
— Я не имею права входить в любую церковь, я признаю себя подвластной воле Дьявола, я обязана использовать всю свою силу и знания для охраны земель и жизней от порождений Долины Потаенных Мыслей или любых других бед.
— И все?
— Еще очень, очень много… — улыбнулась девушка. — Ты начинаешь сомневаться в своем решении?
— Нет.
— Тогда иди «пить вместе кофе».
— Сейчас, чайник поставлю… — Трофимов выскочил на пару минут и вернулся с новыми вопросами:
— Синичка, а где находится Долина Потаенных Мыслей? Что это такое?
— Сашка, — рассмеялась девушка, — ты хочешь за несколько минут узнать сразу все… Скажи лучше, как мне называть твою маму?
— Антонина Митрофановна.
— Хорошее имя. Я могу как-нибудь помочь или это не принято?
— Нет, почему? Принято. Я только спрошу, где стол накрывать, на кухне или в комнате… Синичка, а что за вспышка была там, в детском саду?
— Саша, ты знаком с геометрией?
— Да, а что?
— Ты смог бы объяснить теорему обратного подобия человеку, не знающему ни одной аксиомы?
— Не знаю. Что это за теорема?
— Фигуры разных плоскостей несопоставимы, пока не обретут хоть одну общую точку.
— Понятно, — погрустнел Трофимов и вышел из комнаты.
Второй раз Синичка увидела Сашину маму, когда та, тщательно приведя себя в порядок, входила в комнату с горячим чайником.
— Простите, Антонина Митрофановна, что мы так неожиданно… утром появились.
— Да ладно, хорошо хоть появились. Теперь познакомимся… Синичка?
— Да. Вас смущает мое имя?
— Знаешь, дочка, во времена моего младенчества детей называли Велокрами и Элекрификациями. Имя «Синичка» нравится мне намного больше.
Женщины улыбнулись друг другу, и у Саши отлегло от сердца: пожалуй, они найдут общий язык.
* * *
Если в прошлую смену Олег потратил три плавки на одну еврейку, то сегодня пришлось делать кучу мелочевки: брелки, брошки, сережки. Да еще доделывать вчерашние остатки: отлив одну большую скульптуру, он, естественно, не смог приготовить расплав для полутора сотен маленьких. Приходилось крутиться с тиглями, как жонглеру. С той лишь разницей, что кегли жонглера не плюются калеными брызгами.
Да еще Альбертовна молча дышала в затылок, всем своим видом намекая на выпадение литейщика из рабочего графика.
— Уйди, не мешай! — наконец не выдержал Олег. — И так работы выше горла.
Хозяйка, надо отдать ей должное, ушла. И слова в ответ не сказала. Однако Олег понял, что сегодня нужно сделать все, не оставляя на потом ни одной восковки. К чему зарождать сомнения в своей трудоспособности?
Как назло, вечером сдохла вентиляция. То есть именно тогда, когда все уже разошлись, а он остался отливать изготовленное художниками за день. И окна не откроешь: глоток холодного воздуха после жара литейки — гарантированное воспаление легких.
Продержаться до конца последней плавки помогло лишь осознание того, что вечером он окажется в мире, где всегда светят ласковые солнца, посреди каждого поля имеется тенистый пруд, а где-то за горизонтом — соленое море; где дует свежий ветер, наполненный ароматом лугов, где поют птицы, стрекочут кузнечики, летают стрекозы. Где он может по своему желанию управлять погодой и животными, где он царь и бог, потому что Создатель. Где он может все. Все, что пожелает… а не только плавить в печке серебро.
* * *
— Вот это да… — Синичка восхищенно подставила ладошки под текущую из-под крана тоненькую струйку воды. — Что, и холодную можно, и горячую?
— Можно… — пожал плечами Саша, присаживаясь на край ванны. — Синичка, а ты и вправду умеешь колдовать?
— Умею… Я про такое слышала, а вижу впервые. — Она покрутила вентили и испуганно пискнула, случайно включив душ. — А это зачем?
— Умываться. Вставать под него целиком и мыть все тело… А скатерть-самобранку ты можешь сделать?
— Могу. Только с нее ничего нельзя будет есть… Это же сколько в нем воды?
— Сколько угодно. А почему с нее нельзя будет есть?
— Потому что сделать съедобные фрукты-овощи так сложно, что проще на огороде вырастить. — Синичка наконец отвлеклась от крана и повернулась к молодому человеку: — Саша, ты что, хочешь какого-нибудь чуда? Закрой глаза.
Трофимов зажмурился.
— Открой.
— Ой, а как это?
Темное, бордовое платье, плотно облегавшее тело девушки, оказалось голубым.