Новые магистраты всерьез отнеслись к единственному приказу, полученному от Юлия, — работать побыстрее и не принимать взяток. Подгоняемые священным трепетом, который внушал им консул, они наконец приступили к разборке огромной кипы нерассмотренных дел, накопившейся еще до отъезда Помпея. Мало кто из должностных лиц опять принялся брать взятки, а те, кто брал, зависели от милости своих жертв — жалобы теперь тщательно разбирались.
Несмотря на все перипетии, город по-прежнему жил и трудился. Правительству требовалось доверие народа, и оно его получило. Когда легионы уйдут из Рима, Марку Антонию будет нетрудно править. Юлий сдержал данное на Форуме обещание и оставил целых десять когорт, чтобы обеспечить Риму безопасность. Для этого отлично подошел гарнизон Корфиния, слегка сдобренный опытными командирами Цезаря. Юлий с радостью утвердил Агенобарба в должности военачальника.
Вспомнив о нем, Юлий поднял чашу и кивнул Агенобарбу, приветствуя его. Он не раскаивался, что оставил полководца в живых. Благодаря полному отсутствию воображения Агенобарб идеально подходит для важной задачи — поддерживать в Риме порядок. Отвечая на приветствие Юлия, полководец раздулся от гордости.
В помещение вошел солдат — один из тех, что стояли на страже у бронзовых дверей сената. Юлий неохотно поднялся — за солдатом шла Сервилия. С громким лязгом его примеру последовали остальные, и наступила тишина, нарушаемая лишь дребезжанием тарелки, упавшей на мраморный пол, пока кто-то не догадался прижать ее ногой.
Сервилия поздоровалась без улыбки, и Юлий смотрел на нее с растущим беспокойством.
— Что тебя сюда привело? — спросил консул.
Сервилия обвела взглядом ряды офицеров, и Цезарь понял, что она не хочет говорить здесь.
— Поедем ко мне домой, на Квиринал, — предложил он. — Я сейчас отпущу людей.
— Только не туда, консул, — в замешательстве проговорила Сервилия.
Не вытерпев, Юлий взял ее за локоть, и они спустились по ступеням, выходящим на Форум. Чистый воздух помог Юлию, целую ночь дышавшему дымом факелов, собраться с мыслями.
— Мне неприятно это говорить, — начала Сервилия. — Я наняла человека наблюдать за твоим домом.
Юлий уставился на нее, и в голове у него тотчас зароились подозрения.
— Мы позже обсудим, по какому праву ты так поступила. Говори, что он видел.
Сервилия рассказывала подробности, переданные Беласом, и Цезарь менялся в лице. Потом он долгое время молчал, разглядывая раскинувшийся перед ним Форум. Всего несколько минут назад ему хотелось только спать, но слова Сервилии напрочь прогнали приятную усталость.
Он бессознательно сжал кулаки, затем пересилил себя и проговорил:
— Я добьюсь от нее правды.
Когда Цезарь ворвался в дом, глаза Помпей были красными от слез. Солдаты остались на улице — зачем ему свидетели его семейных дел. Хватило одного взгляда на виноватое лицо жены, чтобы убедиться — да, он опозорен.
— Прости меня, — выговорила Помпея, увидев мужа, и не успел Юлий ничего сказать, как она разрыдалась, словно дитя.
Вопрос жег огнем, и все же спросить пришлось:
— Так значит, это правда?
Помпея не могла заставить себя поднять голову и молча кивнула в ответ, пряча лицо в мокрое от слез покрывало. Цезарь стоял перед ней, ожидая ответа, и кулаки его сжимались и разжимались.
— Это случилось сегодня? Он взял тебя силой? — произнес он наконец, понимая, что такого быть не могло. Попытка изнасиловать женщину в праздник Доброй Богини равносильна самоубийству. От потрясения Юлий точно поглупел, но понимал: когда придет настоящий гнев, начнется страшное.
— Нет, не… Я не могу… я была пьяна.
Слезы Помпеи разбивались о его тупое спокойствие. В голове Юлия проносились искушающие картины самых ужасных казней. Солдаты не посмеют войти — даже если он станет ее душить. Руки опять конвульсивно сжались, однако он не сделал ни шагу.
Взволнованные голоса на улице заставили Юлия обернуться, и он испытал некоторое облегчение — можно хоть ненадолго отвлечься. Кричал кто-то незнакомый, и при взгляде на жену Юлий увидел, что она побелела как молоко.
— О нет, — прошептала она, — не причиняй ему… Он глуп еще.
Помпея поднялась и подошла к Юлию. Он шарахнулся, словно от змеи, и его лицо исказилось от ярости.
— Он здесь? Он посмел вернуться в мой дом?
Юлий метнулся к воротам, где солдаты прижали к мостовой кричащего человека. Изо рта у него текла кровь, но он вырывался, точно безумный. Увидев его, Помпея закричала от ужаса. Юлий удивленно потряс головой. Незнакомец, которого видел Белас, оказался юнцом лет восемнадцати, не старше. Волосы длинные, до плеч, мрачно отметил Юлий. Глядя на юношу, консул ощутил себя стариком, и к ярости прибавилось чувство горечи.
Солдаты увидели, что пришел командир, и продолжали молча держать пришельца. Одному из них в схватке досталось по губам, и теперь он стоял красный и злой.
— Пустите-ка его, — распорядился Цезарь и, сам того не замечая, положил руку на эфес меча.
Помпея снова завопила в истерике, и Цезарь, повернувшись к жене, отвесил ей пощечину. Помпея потрясенно замолчала, и глаза ее опять наполнились слезами. Юноша поднялся на ноги. Он тяжело дышал и тыльной стороной ладони вытирал с лица кровь.
— Наказывай меня, — потребовал он. — А ее отпусти.
— Идемте в дом! — рявкнул Цезарь. — Не желаю, чтобы на это любовался весь Рим.
Солдаты, положив руки на плечи юноши, втолкнули его в сад и закрыли ворота. Из солнечного дворика они вошли в прохладный зал, Помпея брела вслед за ними, напуганная и несчастная.
Солдаты швырнули пленника на мраморный пол, и он упал с громким стуком. Юноша застонал от боли, но, шатаясь, поднялся на ноги. На Юлия он глядел с осуждением.
— Ну? — сказал Юлий. — Как тебя зовут, сопляк? Мне интересно — на что ты рассчитывал, идя сюда?
— Меня зовут Публий. Я боялся, что ты ее убьешь, — ответил юноша.
Он держался с достоинством, и Юлий на мгновение вышел из себя и со всей силой ударил его кулаком в челюсть. По лицу Публия медленно текла кровь, но смотрел он по-прежнему дерзко.
— Речь идет о моей жене. Тебя это не касается, — медленно произнес Юлий.
— Я ее люблю. И полюбил раньше, чем она стала твоей женой.
Юлий едва удерживался, чтобы не прибить наглеца на месте. На смену опустошенности наконец пришел и наполнил его силой гнев; Юлию смертельно хотелось растоптать заносчивого глупца.
— Не говори мне, что ты и впрямь надеялся спасти ее, щенок. Думаешь, я отдам ее тебе и пожелаю вам счастья? Чего ты ждал?
Стоило Публию начать говорить, как Цезарь снова ударил его и сбил с ног. Тяжело дыша, Публий поднялся; руки у него дрожали. Юлий увидел на мраморном полу брызги крови и попытался взять себя в руки. Помпея опять зарыдала, но он не повернулся в ее сторону, боясь не сдержаться.