Преданные раньше сенату легионеры становились угрюмыми и настороженными. Лабиен приходил в ярость. Сегодня утром по приказу Помпея казнили четверых солдат. В официальных записях значится, что солдаты наказаны за дерзость, хотя дерзить они начали после того, как их осудил Помпей. Началось с другого — легионеров высекли за игру в кости во время дежурства. У троих хватило глупости выказать недовольство.
Лабиен судорожно сжал кулак. Полководец хорошо знал одного из солдат, но не успел за него заступиться и теперь переживал. Он хотел просить Помпея о помиловании, а тот отказался принять заместителя, пока не свершится казнь.
Наверное, думал Лабиен, страх заставляет видеть врагов даже в собственном окружении. Помпей вымещает свой проигрыш на легионерах, и хуже всего то, что они отлично всё понимают и презирают командующего. Лабиен чувствовал их беспокойство и растущую злобу. Рано или поздно при таком обращении взбунтуются самые преданные солдаты.
В атмосфере недоверия Лабиену постоянно приходилось рисковать, и его это бесило. Когда заместитель командующего пытался посовещаться с Помпеем, его попросту выставляли. Тем не менее приказы продолжали спускаться по инстанциям. Лабиен не мог допустить, чтобы подчиненные видели слабость командующего. Каждое утро полководец отдавал строгие приказы и распоряжения, как если бы они шли от Помпея. Лабиен надеялся, что диктатор придет в себя. Заместитель смертельно рисковал, а Помпея по-прежнему интересовало только строительство стен, торчащих на равнине, точно какие-то уродливые наросты. Командующий подгонял и подгонял, и люди буквально гибли на строительстве, а дух легионеров падал с каждым днем. Солдаты, в отличие от Помпея, понимали, что их силы расходуются понапрасну.
Сегодня утром Лабиену пришлось — вот до чего дошло! — отослать прочь трибунов, которые явились к нему, желая обсудить вопрос о снятии Помпея с должности командующего. Офицеры словно не соображали, что Лабиен не может допустить никаких колебаний. Он должен демонстрировать безоговорочную верность Помпею, иначе развалится вся цепь инстанций. Лабиена поразила глупость трибунов — разве можно даже предлагать такое?! Кроме того, если старшие командиры осмелились высказать подобную мысль, значит, разложение наверняка проникло и в самые низшие слои армии — совсем скверно.
Лабиена, видимо, не услали подальше от города просто по случайности. Помпей, похоже, сомневается в нем. Он вообще стал слишком подозрителен. В последний раз командующий соизволил принять Лабиена, когда в лагере обнаружили одно из посланий Цезаря. Помпей в бешенстве кричал, что окружен предателями, и грозил всем страшной карой. За распространение писем грозила смертная казнь, однако они продолжали появляться. Помпей прочитал письмо вслух; при этом в уголках его рта скапливалась белая от мела слюна. На следующий день он нагрянул с проверкой в легионы, стоящие вокруг города, и безжалостно наказывал за любую ничтожную провинность.
То, о чем нельзя говорить вслух, Лабиен и прошептал сейчас, стоя на холме. Если Помпей не оправится — от болезни или трусости, — он погубит всех. Думать об этом было тягостно, но Лабиен понимал: настанет час, когда ему, возможно, придется принять командование. Сенаторы его поддержат — если найдут в себе отвагу противостоять влиянию Помпея. Срок диктатуры, которую сенат должен подтверждать раз в год, истекает на днях. И теперь либо диктатуру продлят, либо Помпею придет конец. Если он попытается командовать легионами без мандата, Лабиену придется воспрепятствовать. Начнется настоящий хаос. Одни легионы пойдут за Помпеем, а другие дезертируют к Цезарю — и таких, наверное, будет больше. Лабиен содрогнулся, стараясь уверить себя, что это от холода.
Юлий распростерся на твердой земле, и в него постепенно просачивался ледяной холод. Подлесок был совсем редкий, но темнота скрывала Юлия и его легионеров; вот уже час наблюдал он за строительством стены, подмечая каждую подробность. Солдаты, перенося бревна и камни, не расстаются с оружием. Однако если бы неприятель ждал нападения, то расставил бы дозорных не только у самой стены, а на несколько миль вокруг. Юлий нервно кусал губы. Вероятно, отсутствие часовых означает, что поблизости есть и более крупные силы, готовые прийти на помощь по сигналу горна. Проверить это можно, лишь перейдя линию укреплений, а между тем все готово для атаки. Домиций с двумя тысячами воинов из Третьего заходит с севера. По сигналу Юлия они одновременно ударят в лагерь с двух сторон. Если боги даруют удачу, все кончится очень быстро.
Юлию пришло в голову, что Брут, который теперь среди врагов, тоже раздумывает, как бы провести ночную атаку. В Галлии они вместе ходили на ночные вылазки — предупредил ли Брут Помпея о такой возможности? Юлий сердито дернул головой, раздраженный неуместными мыслями. Подобные раздумья до добра не доводят. Ему приходилось видеть, как излишняя предусмотрительность оборачивается промедлением. Юлий сжал челюсти, чтобы не дрожать от холода, и заставил себя думать о предстоящем сражении.
Часовые вышагивали по периметру лагеря, отмеченному рядами горящих ламп. Стоило воину отойти от лампы, он полностью исчезал в темноте. На стене тоже горели огни — длинная мигающая цепочка тянулась в направлении Диррахия.
Юлий посмотрел на небо — Венера уже высоко. Значит, Домицию должно было хватить времени, чтобы добраться до места. Юлий осторожно вынул меч, и вокруг тут же послышался легкий шорох. Это воины Третьего последовали его примеру. Ни словом, ни шепотом, ни лязгом не потревожили они ночную тишину. Третьим раньше командовал Брут, отчасти поэтому Юлий взял именно его. Люди Третьего рвались в бой сильнее всех прочих. После бегства командира легионеры страдали от унижения и насмешек; солдаты до сих пор переживали свой позор. Сегодняшняя ночь поможет им вернуть прежнюю гордость.
— Передайте лучникам, чтобы приготовились, — прошептал Юлий, пригибаясь так низко, что чувствовал запах земли. Лучников была целая сотня, они должны подать сигнал — выпустить горящие стрелы — и, кроме того, смогут нанести врагу немалый урон.
Цезарь невольно вздрогнул, увидев, как из кремней полетели искры. Лучники старались заслонить их своими телами — вдруг какой-нибудь зоркий стражник увидит и раньше времени поднимет тревогу? Но вот огонь загорелся, побежал, и запылала вся сотня стрел; Юлий облегченно вздохнул.
— Сигнал! — скомандовал он, и огненные полосы прорезали небо. Домиций увидит огни и придет, и вместе они сметут неприятеля.
С криком «за мной!» Юлий встал и понесся вниз по склону холма. Остальные последовали за ним.
Домиций двигался ползком и останавливался только затем, чтобы определить по звездам путь. Он приближался к солдатам Помпея с обратной стороны недостроенной стены и ориентировался на их же огни.
Караулов тут не оказалось, и четыре когорты Домиция пока оставались незамеченными. Командир молил богов, чтобы так было и дальше — Юлий не сможет атаковать лагерь в одиночку.
Домиций гордился доверием Цезаря, хотя под грузом ответственности испытывал сильнейшее напряжение. Ползти в темноте было нелегко, глаза щипало от пота, но когда Цезарь даст сигнал, Домиций непременно будет на месте.