Император. Поле мечей | Страница: 30

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Звание трибуна дает неприкосновенность. Значит, преследовать меня ему не удастся.

— Только в том случае, если трибун не совершил покушения на жизнь человека, мой друг. Впрочем, дезертирство с занимаемого поста в этом отношении вполне безопасно. Помпей, разумеется, знает о твоем иммунитете, но что скажет народ? Как ты будешь выглядеть в глазах людей? Начиная с сегодняшнего дня и до самых выборов ты не только должен совершать благие дела, но и совершать их как можно более заметно. В ином случае потерянные тобой голоса перейдут к кому-нибудь другому.

Красс внимательным взглядом обвел сидящих в комнате и, встретившись глазами с Александрией, улыбнулся. Погладил золотую пряжку на плече. Девушка поняла, что консул узнал ее, и испытала легкое возбуждение близкой опасности. Только сейчас она ясно поняла, что Цезарь успел приобрести не только множество друзей и последователей, но и немало врагов. Пока трудно определить, к какому именно лагерю относится Красс.

— Почему ты решил мне помогать? — неожиданно обратился к консулу Юлий. — Какая тебе от этого выгода?

— Ты командуешь легионом, который я создавал, когда он еще носил название Перворожденного. Почему-то необходимость присутствия воинов в городе не вызвала у меня сомнения. Именно таких воинов, которых не сможет ни подкупить, ни переманить ни одна из банд.

— То есть ты клонишь к тому, что я перед тобой в долгу? — задал следующий вопрос Цезарь.

Красс бросил взгляд на Сервилию, та ответила ему понимающим взглядом, смысл которого Юлий не смог разгадать.

— Разумеется, нет. Я давно оставил в стороне все долги и не собираюсь даже упоминать о них. Я просто открыто обращаюсь к тебе за помощью, а в ответ на это мои люди постараются сделать твое имя известным и почитаемым в городе. Не забывай, мой друг, что в твоем распоряжении всего лишь сто дней. Даже с учетом моей помощи это очень короткий период.

Юлий продолжал колебаться, и Красс решил выложить следующий козырь:

— Тебе известно, как я дружил с твоим отцом и с Марием. Так неужели после этого мне не дано завоевать доверие сына?

Сервилия попыталась привлечь внимание Цезаря. Она знала Красса лучше, чем все остальные, сидящие в этой комнате, и опасалась, что Юлий необдуманно откажет этому опасному человеку. Глядя на любимого почти с болью, она ожидала его ответа.

— Благодарю, консул, — наконец официально произнес Юлий. — Я не забываю друзей.

Красс улыбнулся, даже не пытаясь скрыть удовольствия.

— С моим богатством… — начал он.

Юлий покачал головой.

— Спасибо, Красс, но средств у меня вполне достаточно.

Красс впервые взглянул на молодого полководца с истинным уважением. Да, он не ошибся в своих предположениях. С этим человеком можно иметь дело — тем более что это непременно приведет в неописуемую ярость Помпея.

— Ну так что же, поднимем бокалы за твой успех на выборах? — предложил Красс.

Юлий кивнул, и присутствующие подняли бокалы в несколько напряженном ожидании. На какое-то мгновение Цезарь пожалел, что вылил в могилу Тубрука чудесное фалернское вино. Добрый друг знал толк в радостях жизни и с удовольствием поднял бы сейчас кубок.


Юлия не хотела уходить из конюшни. Сидя в уголке, она наслаждалась тем теплом и уютом, которое всегда окружает лошадей. Потом встала и, заглянув в стойла, погладила каждого из своих любимцев, негромко с ними разговаривая. Остановилась рядом с огромным сильным мерином, на котором друг ее отца привез эту красивую молодую женщину. Как странно звучит: ее отец. Клодия много раз рассказывала о бесстрашном и благородном человеке, которого консул по какой-то прихоти отослал в чужие края — как можно дальше от родного Рима. Она любила представлять его, убеждая себя, что он связан службой, а потому не может к ней вернуться. Клодия не уставала повторять, что обязательно настанет час и отец вернется. И вот он наконец вернулся, и оказалось, что девочка очень боится этого человека. Стоило ему шагнуть во двор, как вся жизнь в доме моментально изменилась, подчиняясь новому хозяину.

Гладя мягкие ноздри мерина, девочка думала о том, что отец очень суров. Лошадь, словно сочувствуя и соглашаясь, кивала головой и переступала с ноги на ногу. Он был вовсе не старым. Юлия ожидала, что отец выглядит куда солиднее — с сединой на висках и спокойным достоинством в манерах, по которому сразу можно определить сенатора.

Из окна комнаты, в которой собрались люди, донесся шум. Как много народу сразу приехало в их дом! Наверное, столько здесь никогда и не собиралось. Когда они съезжались, девочка сидела на окружавшем поместье каменном заборе и с интересом рассматривала новых людей.

Все они казались совсем непохожими на тех гостей, которых приглашала Клодия. Особенно отличалась старуха с бриллиантами на шее. От острых глаз девочки не укрылось, что отец несколько раз поцеловал ее, думая, что никто не видит. Юлия сказала себе, что поцелуи чисто дружеские, однако в манере женщины сквозило что-то настолько нескромно-интимное, что невольная свидетельница даже покраснела. Кем бы ни была эта богатая особа, ее отношения с отцом явно не ограничивались дружбой.

Девочка задумалась, пытаясь представить, как поведет себя, если женщина постарается завоевать ее расположение. Нет уж, никакого расположения и быть не может! Она поведет себя очень холодно. Конечно, грубости допускать нельзя, Клодия всегда повторяет, что грубость — признак слабости. Она лишь примет отстраненный вид — пусть женщина почувствует, что ей здесь совсем не рады.

На гвозде возле стойла мерина висел большой черный плащ, и Юлия вспомнила, что он укутывал ту пару, которая так красиво прискакала последней. Они ехали и смеялись — смех был слышен даже издалека. Мужчина очень красив. Конечно, не такой высокий и стройный, как отец. Но ходил он точно так же, как тот учитель верховой езды, которого наняла для нее Клодия: казалось, сила бьет из него ключом и потому ему даже трудно остановиться.

А женщина, наверное, любит его — иначе не обнимала бы его так крепко и не прижималась к его спине. И потом, они постоянно касались друг друга, словно случайно.

Юлия долго расхаживала по конюшне, гладя по очереди всех лошадей и пытаясь решить, в чем же суть тех перемен, которые произошли после приезда отца. Она привыкла искать совета у лошадей во всех затруднениях. И если Клодия вдруг сердилась на что-то, то девочка сразу убегала в конюшню. Запахи животных, соломы, кожаной упряжи внушали ощущение спокойствия и защищенности. А в самом доме было полно комнат, которые по ночам оставались темными и холодными. Когда девочка пробиралась через них, чтобы в свете луны забраться на свое любимое место — каменный забор, — то всегда представляла, как по этим комнатам ходила, дрожа от страха, мама. Люди, убившие ее, казались почти реальными. Вот они, крадутся за спиной!.. Девочка, дрожа, оборачивалась и, натыкаясь на пустую тьму, в ужасе убегала.

Из окон дома донесся взрыв смеха, и Юлия подняла голову, прислушиваясь. Смех стих — казалось, что дом погрузился в полную тишину. Но нет, эти люди там, в комнате с настежь раскрытыми окнами. Удивительно, их присутствие здесь, в поместье, приносит чувство безопасности. Все должно быть хорошо. Сегодня ночью она не будет бояться ни крадущихся убийц, ни призраков. Ночные кошмары отступят.