Перед отъездом Цезарь подошел к Бруту. Он заметил холодность друга, а потому хотел успокоить его.
— Тебе придется поехать со мной, — начал он. — Без нашей конной центурии никак не обойтись, а командовать ею можешь только ты. — Юлий подошел ближе и заговорил почти шепотом, чтобы никто не услышал: — И кроме того, если придется принять сражение, лучше делать это без Марка Антония. Он слишком много мнит об этом Ариовисте и его дружбе с Римом.
Брут кивнул, хотя объяснение не слишком его утешило. Ощущение несправедливости осталось: высокий пост отдан другому.
Еще до полудня передовой отряд заметил похожую на человеческую руку скалу и тут же сообщил командованию. Приближаясь к месту встречи во главе своего неуклюжего отряда, Брут заметил впереди стройные ряды всадников — их было несколько тысяч. Очевидно, вождь германцев специально выбирал самое неудобное для кавалерии место — узкую долину с двух сторон зажимали крутые склоны. Та скала, которую называли Рукой, представляла собой самую высокую восточную точку, а западный склон зарос густым лесом. Брут невольно задумался, сколько вражеских воинов прячется за толстыми старыми дубами. Он почти не сомневался, что коварный варвар устроил засаду; оставалось лишь надеяться, что легионеры не угодят в ловушку. Если же вдруг придется отступать, то сделать это можно будет только пешком, бросив лошадей врагу. Иначе всем грозит неминуемая смерть.
Горнисты сыграли сигнал «спешиться» — всего лишь две ноты, о которых всех всадников предупредили еще в лагере. Брут вздохнул с облегчением: оказавшись на земле, воины обрели обычную ловкость и легкость движений.
В седле остались только конные отряды — им предстояло охранять фланги. Легионеры Десятого в самом дурном расположении духа повели галльских лошадок под уздцы. Брут продолжал торопить их, не забывая в то же время напоминать центурионам о необходимости поддерживать порядок. Римский отряд все ближе подходил к горе и к ожидавшему у ее подножия вождю германского племени. Чем ближе оказывался враг, тем больше возрастало напряжение. И вот уже Брут смог разглядеть стоящих людей. Он впервые увидел самого Ариовиста: царь выехал навстречу войску в сопровождении трех приближенных, но на почтительном расстоянии остановился. Юлий взял с собой Октавиана и Домиция; оба молодых человека явно волновались.
Брут в последний раз взглянул на своих воинов.
— Боевая готовность! — предупредил он и поскакал догонять полководца.
За спиной остались нервное ржание лошадей, стук оружия и тихие разговоры легионеров. Впереди ожидали сияние начищенных доспехов товарищей и важная, чрезвычайно серьезная миссия — переговоры с опасным противником. Цезарь опустил забрало шлема, и лицо его мгновенно утратило человеческие черты, превратившись в железную маску.
— Ну, посмотрим, что приготовил нам этот грозный царь, — приглушенным железом голосом, с усмешкой произнес он.
Выстроившись в линию, четверка всадников легким галопом направилась к ожидающему их противнику.
Справа от Ариовиста Юлий сразу узнал Редульфа. Поразительно, но два других воина выглядели так же странно, как и посланник: черепа их тоже выглядели страшно деформированными. Один из спутников короля был обрит наголо, другого же украшала копна густых черных волос. Однако он вовсе не старался скрыть необычную форму головы, и со стороны казалось, что воин побывал в руках какого-то великана, который с силой сдавил его череп. Все германские всадники были бородаты и выглядели весьма угрожающе. Не приходилось сомневаться, что в охрану их назначили за недюжинную силу. С ног до головы их украшали золото и серебро, так что Юлий с изрядной долей тщеславия отметил, что его почетная стража — чемпионы воинского турнира — тоже выглядит весьма впечатляюще. Серебряные латы сияли ярче германских, и римский консул не сомневался, что, дойди дело до схватки, его бойцы не ударят лицом в грязь.
Голова самого Ариовиста выглядела совершенно нормально, на его лбу не было заметно уродовавшего остальных выступа. Густые темные брови и нестриженая борода закрывали почти все лицо, чистыми оставались только лоб и верхняя часть щек. Кожа казалась чрезвычайно бледной, а из-под бровей сосредоточенно смотрели голубые, как у Каберы, глаза. Царь сидел на лошади совершенно неподвижно, словно памятник самому себе, и Юлий, приблизившись, остановился без всякого приветствия.
Вожди молча сверлили друг друга взглядом, и никто не хотел заговаривать первым. Брут окинул внимательным взглядом плотную шеренгу всадников, а потом посмотрел вдаль — туда, где на берегу широкого, мощно несущего серые воды Рейна маячила огромная масса основного войска. Так германский вождь обозначил южную границу захваченных земель. Увидел Брут и два укрепленных лагеря, как две капли воды похожих на римские. Войско стояло не в боевом порядке, однако опытный воин сразу понял, что оно готово в любую минуту собраться и ринуться в схватку. На фоне неба ясно вырисовывались четкие очертания копий. Однако Брут не слишком испугался, ведь каждый закаленный в боях римский всадник прекрасно знал, что невозможно заставить лошадь наступать на плотную стену из щитов, точно так же как невозможно заставить атаковать дерево. Так что, пока легионы смогут держаться тесным строем, им нечего всерьез опасаться армии Ариовиста. И все же вид плотной массы бледных бородатых всадников вселял чувство тревоги.
Первым не выдержал взгляда противника Цезарь.
— Я пришел по твоему зову, друг моего города, — заговорил он. — Хотя это и не твоя земля, я ступил на нее, выполнив все условия. Но теперь позволь ответить тем же: я требую немедленно отвести войско за естественную границу — Рейн. Убери всадников немедленно, и тогда войны удастся избежать.
— Это и есть дружба на римский лад? — резко оборвал Ариовист. Низкий голос оглушал, словно колокол. — Десять лет назад я сражался с вашими врагами, но где же благодарность? Взамен от меня требуют немедленно освободить завоеванные в честном бою земли! — Вождь говорил, гневно сверкая светлыми глазами, а в лохматой бороде угрожающим, волчьим оскалом желтели зубы.
— Но ведь никто не давал права занимать чужие земли лишь потому, что они тебе понравились, — резко ответил Цезарь. — Твоя страна — за рекой, так и живи там, где суждено судьбой. Места вполне достаточно. Я же говорю еще раз: Рим не позволит захватить Галлию — ни целиком, ни какую-то ее часть.
— Рим далеко, храбрый воин. В этих краях лишь ты — его неотъемлемая часть, а тебе неведома ярость моих белых бойцов. Как смеешь ты разговаривать со мной таким тоном? Германское войско явилось в Галлию, когда ты был всего лишь малым ребенком! Все завоеванные земли принадлежат мне по праву силы, а этот закон куда старше тех, по которым живешь ты. Они мои и останутся моими до тех пор, пока чья-нибудь более мощная рука не вырвет их. Да, римлянин, это говорит великий царь германских племен!
Громоподобные раскаты голоса варвара испугали коня. Цезарь наклонился и, стараясь успокоить, похлопал его по шее. Сам же консул прекрасно владел собой.
— Я согласился прийти сюда только потому, что тебя назвали другом Рима. Помни об этом, Ариовист! Полностью признавая твои заслуги перед Вечным городом, повторяю еще раз: лучше уйди за Рейн, покинь земли Рима и его союзников! Но если ты предпочитаешь жить по праву силы, в таком случае я тем же правом уничтожу твои армии!