— Все равно узнаю. Я все вижу. Я же всеведущ.
— Просто высади их там, где надо, Аполлон, — фыркнула Артемида. — И не приставай!
— Да разве ж я когда-нибудь пристаю?!
Артемида гневно посмотрела на брата, затем обратилась к нам:
— Увидимся ближе к зимнему солнцестоянию. Зоя, назначаю тебя ответственной за отряд. Сделай все правильно. Как сделала бы я.
— Слушаюсь, госпожа. — Зоя вытянулась в струнку.
Артемида опустилась на колени и потрогала землю, словно проверяя следы. Когда она встала, вид у нее был расстроенный.
— Опаснее, чем я думала. Но зверя нужно найти.
Она стремительными шагами углубилась в лес, моментально смешавшись со снежной завесой и тенями.
Аполлон повернулся к нам и, ухмыляясь и крутя на пальце ключи, спросил:
— Ну, кто хочет порулить?
* * *
Охотницы быстро забрались в автобус. Они сгрудились в задней части, чтобы сидеть как можно дальше от Аполлона и других, в высшей степени заразных, самцов. Бьянка села там же, оставив своего младшего брата впереди, с нами. Мне казалось, что здесь холодно, но Нико, по-моему, было все равно.
— Здорово! Круто! — восклицал Нико, подпрыгивая на водительском сиденье. — Неужели это и вправду солнце? Я думал, что боги солнца и луны — Гелиос и Селена. Как же так выходит, что иногда это они, а иногда — вы с Артемидой?
— Разжаловали, — ухмыльнулся Аполлон. — В общем, путаница началась с римлян. Им показалось накладным тратиться на все эти жертвоприношения, поэтому они и перераспределили обязанности Гелиоса и Селены между мной и сестрой. Сестричке моей досталась луна. Мне — солнце. Поначалу это было страшное занудство, зато я получил роскошную машину.
— Но как же так получается? — продолжал приставать с вопросами Нико. — Я считал, что солнце — это большой огненный шар, состоящий из газов!
Аполлон фыркнул и потрепал Нико по волосам.
— Такой слушок, наверное, прошел потому, что Артемида обычно называла меня большим огненным шаром. А если серьезно, малыш, все дело в том, о чем именно ты толкуешь — об астрономии или о философии. Хочешь говорить об астрономии? Кому это интересно! Совсем другое дело — что люди думают о солнце. А они то и дело, хм… выезжают за счет солнца… ну, так говорится. Оно их греет, под его лучами растут посевы на полях, оно заставляет работать их двигатели, с ним все… как бы это выразиться — солнечнее. Эта колесница построена из человеческих грез о солнце. Это так же старо, как западная цивилизация, малыш. Каждый день солнце совершает свой путь с востока на запад, освещая эти маленькие жалкие смертные жизни. Это все, — бог небрежно махнул рукой, — мощь солнца, какой ее воспринимают смертные. Звучит логично?
— Не очень, — покачал головой Нико.
— Хорошо, тогда думай об этом как о действительно мощной, по-настоящему опасной солнечной машине.
— Можно, я поведу?
— Нет. Ты еще слишком мал.
— А я? А я? — поднял руку Гроувер.
— Мм, — пробормотал Аполлон. — Ты слишком мохнатый.
Он посмотрел на меня как на пустое место и перевел взгляд на Талию.
— Дочь Зевса! — воскликнул он. — Повелителя неба. Лучшего выбора и быть не может.
— Нет, только не я, — покачала головой Талия. — Нет, спасибо.
— Да брось ты! — сказал Аполлон. — Сколько тебе лет?
— Не знаю, — нерешительно ответила Талия.
Печально, но факт. Талию обратили в дерево, когда ей было двенадцать, но с тех пор прошло уже семь лет. Так что, если считать по годам, ей исполнилось девятнадцать. Но она все еще чувствовала себя двенадцатилетней. На вид ей можно было дать не двенадцать и не девятнадцать, а где-то посерединке. По выкладкам Хирона, она взрослела и будучи деревом, только медленнее, чем обычно.
— Тебе пятнадцать, почти шестнадцать. — Аполлон прижал палец к губам и таинственно улыбнулся.
— Откуда вы знаете?
— Эй, девушка, я же бог пророчеств. Я ВИЖУ суть. Тебе исполнится шестнадцать примерно через неделю.
— Точно, у меня день рождения двадцать второго декабря!
— Из чего следует, что теперь ты достаточно взрослая, чтобы управлять автомобилем с разрешения инструктора.
— Ну… — Талия нервно заерзала на сиденье.
— Знаю, знаю, что ты скажешь, — подхватил Аполлон. — Что ты недостойна управлять солнечной колесницей.
— Я совсем не то хотела сказать.
— Не заставляй подвергать себя допросу с пристрастием! От Мэна до Лонг-Айленда всего-то ничего, и забудь о том, что случилось с последним парнишкой, которому я разрешил покататься. Ты — дочь Зевса. Тебя в небесах он не тронет.
Аполлон добродушно рассмеялся. Никто его не поддержал.
Талия пыталась воспротивиться, но Аполлон не желал даже и слышать никаких отказов. Он нажал кнопку на приборной доске, и поверх лобового стекла зажегся знак. Мне пришлось прочесть надпись задом наперед (для человека, страдающего дислексией, этот процесс почти не отличается от чтения спереди назад). Я почти не сомневался, что надпись гласит: «Осторожно! За рулем — стажер».
— Не бери в голову! — сказал Аполлон Талии. — Расслабься!
* * *
Должен признать, что я умирал от зависти. Мне давно не терпелось самому водить машину. Этой осенью мама пару раз брала меня в Монтаук и, когда на шоссе никого не было, разрешала сесть за руль своей «мазды». Конечно, то была японская малолитражка, а это — солнечная колесница, но какая разница?
— Скорость зависит от жара, — предупредил Аполлон. — Поэтому сначала поезжай потихоньку и убедись, что набрала достаточную высоту, а потом можешь гнать на полной.
Талия так вцепилась в баранку, что костяшки пальцев у нее побелели. У нее был такой вид, будто ее вот-вот стошнит.
— Что-нибудь не так? — спросил я ее.
— Н-нет, — ответила она сдавленным голосом. — Все в порядке.
Талия потянула руль на себя. Он дернулся, и автобус взмыл вверх так быстро, что меня бросило назад и я рухнул на что-то мягкое.
— Ох, — простонал Гроувер.
— Прости.
— Потише! — предупредил Аполлон.
— Извините, — ответила Талия. — Теперь все под контролем!
Я с трудом приподнялся и, выглянув в окно, увидел дымящийся круг деревьев на поляне, с которой мы взлетели.
— Талия, — подсказал я, — не жми так сильно на газ.
— Знаю, Перси, — ответила она, скрипнув зубами.
Однако было видно, что соображает она плохо.
— Расслабься, — сказал я.
— Я и так расслабилась! — огрызнулась Талия.