— Свисток для домашней собаки, — кивнул Квинтус. — Я пользуюсь им, чтобы подзывать Миссис О'Лири.
— Хм. Спасибо, конечно, вам, но…
— Думаешь, в лабиринте он не сработает? Не могу сказать, что абсолютно уверен, но, думаю, все-таки сработает. Миссис О'Лири, как ты знаешь, порождение ада, и она обязательно явится на твой зов, не важно, как бы далеко она ни находилась за секунду до этого. Мне будет легче, если я буду знать, что он у тебя есть. Если тебе понадобится помощь, воспользуйся им. Только будь осторожен. Этот свисток изготовлен из стигийского льда.
— Из чего?
— Изо льда реки Стикс. Выковать его было задачей чертовски сложной, к тому же и работа тут тонкая. Растаять он не может, но стоит тебе в него разок дунуть, как он тотчас расколется на мелкие кусочки. Сам понимаешь, что это значит. Им можно воспользоваться лишь однажды.
Мне пришла в голову мысль о Луке, моем заклятом враге. Как раз накануне того дня, когда я отправлялся в свой первый поиск, он тоже преподнес мне подарок — волшебные туфли. И оказалось, сделаны они были таким образом, что вели прямиком к смерти. Но Квинтус казался сейчас таким добрым, таким искренне озабоченным… К тому же Миссис О'Лири была явно привязана к своему хозяину, а это кое-что да значит.
Как раз в эту минуту она приволокла игрушечный щит, уронила его, весь обслюнявленный, мне на ноги, а сама принялась вдохновенно лаять.
Когда я поймал себя на том, что не доверяю этому человеку, мне даже стало стыдно. Но ведь когда-то я доверял и Луке.
— Спасибо большое, — поблагодарил я Квинтуса, сунул ледяной свисток в карман и мысленно пообещал себе никогда им не пользоваться.
Потом я отправился разыскивать Аннабет.
* * *
За те три лета, что я провел в лагере, мне ни разу не приходилось бывать в домике детей Афины.
Это было серебристого цвета, строгое здание, с затянутыми белоснежными занавесками окнами и вырезанной над дверным проемом маской совы. Ее круглые глаза из оникса, казалось, следили за мной, когда я подходил к шатру.
— Эй, есть тут кто? — спросил я, осторожно заглядывая внутрь.
Никто не отозвался. Я сделал еще шаг, и дыхание у меня перехватило. Это место явно было предназначено для смышленых ребятишек. Все койки оказались сдвинутыми к одной стене, как будто отдых и сон имели для здешних обитателей второстепенное значение. Почти все пространство комнаты заполняли рабочие верстаки, какие-то станки, инструменты и оружие. Задняя же часть помещения предназначалась для книг, здесь громоздились целые ворохи старинных свитков, связки книг в потертых переплетах, кучи папок с бумагами. Я увидел даже огромный чертежный кульман, на доске которого были разложены линейки, транспортиры, стояло несколько трехмерных макетов зданий. Огромными старыми военными картами эти ребята оклеили потолок, а полный набор доспехов повесили рядом с окном, и сейчас солнце играло на их блестящей поверхности.
Аннабет стояла в заднем конце комнаты и рылась в старых пергаментах.
— Тук, тук, — дурашливым голосом сказал я.
Она вздрогнула и испуганно обернулась.
— Ой! А, Перси, привет. Не слышала, как ты вошел.
— Все нормально?
Аннабет продолжала хмуро разглядывать свиток, который держала в руках.
— Понимаешь, пытаюсь кое-что сообразить. Лабиринт, созданный Дедалом, был огромен. Но ни одна из историй, рассказанных о нем, не сходится с другими. Карты, описывающие его, ведут из ниоткуда в никуда.
Я вспомнил слова Квинтуса, сказанные мне всего минуту назад, о способности лабиринта рассеивать внимание, и подумал, что то, о чем говорит Аннабет, и есть эта самая особенность лабиринта.
— Разберемся, — бодро пообещал я.
Аннабет выглядела ужасно: волосы растрепались и как спутанная завеса висели по сторонам ее лица, серые глаза казались почти черными.
— С семи лет я мечтала провести самостоятельный поиск, — пробормотала она почти про себя.
— Имей в виду, что ты нацелилась на грандиозную задачку.
Она бросила на меня благодарный взгляд и тут же снова вернулась к книгам и свиткам, снятым ею с полок.
— Мне и самой тревожно, Перси. Может, мне не следовало вовлекать тебя в это дело? Как и Тайсона с Гроувером?
— Эй, ты чего? Мы ж твои друзья. Как мы могли оставить тебя одну?
— Но… — Внезапно она замолчала.
— Чего ты? — спросил я. — Тревожишься из-за предсказания?
— Я уверена, что оно благоприятное. — Голос ее прозвучал как-то жалобно.
— Какая там была последняя строчка?
То, что вдруг сделала Аннабет, меня по-настоящему удивило. Она смахнула с глаз слезы и протянула ко мне руки. Что мне было делать? Я шагнул к ней и обнял за плечи. В животе у меня что-то завертелось, будто я наглотался бабочек.
— Все будет… будет нормально, — сказал я и потрепал ее по спине.
Мне вдруг стало до невозможности хорошо. Даже показалось, что я смог бы прочесть самые маленькие буковки во всех этих книжках. Аннабет продолжала вздрагивать. Волосы ее пахли как лимонное мыло.
— Хирон, может, и был прав, когда сказал, что я нарушаю правила, — шепотом говорила она, — но я просто не знаю, как быть. Мне нужны вы трое. И я почти уверена, что поступила правильно.
— Не думай ты об этом. — Мне так хотелось ее успокоить! — У нас и раньше бывали проблемы, но мы же как-то справлялись с ними.
— Тогда было другое дело. Я не хочу, чтобы с вами случилось что-нибудь плохое… ни с кем из вас.
Позади вдруг раздался чей-то кашель, я оглянулся и увидел Малколма, одного из братьев Аннабет. От смущения он стал красным как помидор и, увидев, что я оглянулся, торопливо забормотал:
— Гм, я извиняюсь. Там урок по стрельбе из лука, и Хирон велел мне разыскать тебя, Аннабет.
Я отошел от Аннабет и глупо промямлил:
— Мы тут разные карты рассматриваем.
— Отлично, — пожал плечами Малколм.
* * *
— Передай Хирону, что я уже иду, — попросила Аннабет, и он быстро вышел.
— Ты иди пока один, Перси. — Она стала вытирать с глаз следы слез. — Мне нужно привести себя в порядок.
Я кивнул, чувствуя себя более смущенным, чем когда-либо в жизни. Мне хотелось сбежать отсюда как можно скорей, но что-то удерживало меня.
— Послушай, Аннабет, — снова начал я. — Я хочу кое-что спросить о том, что предсказал тебе оракул. Помнишь строчку, где говорится «с героя последним дыханьем»?
— Тебе интересно, кто этот герой? Понятия не имею.
— Нет, не это. Я подумал, что обычно последняя строчка рифмуется с предыдущей. Там, случайно, не было слова «умираньем»?