– Как зачем?! – после долгой паузы, будто не понимая, шучу ли я или же всерьез. – Конечно же, чтобы уничтожить мир!
* * *
Резак сам не заметил, как потерял сознание.
А когда очнулся, понял, что с ним случилось что-то неладное, ведь он… висел в воздухе! К тому же, пока он был в отключке, носом у него пошла кровь, и теперь ее круглые капли дрейфовали по отсеку Лифта.
Резак прислушался. Уши его при этом зашевелились, как у дикого зверя. Край ведь должен быть рядом, он должен дышать, его сердце бьется, толкая кровь по сосудам. Но ничто не выдавало присутствия врага поблизости. Впрочем, это как раз и неудивительно, ведь Макс Край не просто какой-то там человечишка, вроде того научника, который развлекал своими побасенками Резака целую неделю, пока не стал завтраком, обедом и даже немного побывал на ужине. Край коварен. Притаился? Иди не в том дело и все сложнее?..
В любом случае надо было выбираться из Лифта, нельзя здесь задерживаться. Воздух и так уже стал затхлым, кислорода надолго не хватит. В иной ситуации Резак ни за что не приблизился бы к Тому, Кто Зовет Мутантов На Шабаш, как называли Лифт его собратья, и уж тем более не влез бы в его разверстое опорожнившееся чрево. Лишь особые обстоятельства вынудили на столь чудовищный – богохульный! – поступок. Испытывая страшную – непривычную! – слабость, извиваясь всем покрытым шрамами мускулистым телом, Резак добрался до люка и хорошенько ударил по нему ногой. Последний воин уничтоженного народа не надеялся, что у него все получится с первой попытки, но все же результат превзошел все ожидания: Резака буквально швырнуло в противоположную от люка сторону, и через миг он так сильно треснулся рогами о стену, что в глаза будто сыпанули раскаленных углей из костра.
Он мотнул башкой. Так ничего не выйдет, силой выбраться уж точно не получится.
Резак раздраженно зашипел. Змеиный язык выскользнул из его оскаленной пасти, по клыкам потекла слюна.
Впервые в жизни абориген Полигона был заточен в темнице, из которой не было выхода.
И все же он обязательно выберется и уничтожит проклятого Края, иначе и быть не может!
Повиснув в воздухе, Резак закрыл глаза, расслабил мышцы – набухшие вены спрятались под кожу – и глубоко и ровно задышал, чувствуя, как замедляется биение сердца. Надо успокоиться, чтобы установить контакт с Лифтом. Надо…
Не открывая глаз, Резак осклабился, услышав ответ Лифта.
Это хорошо, что они нашли общий язык!
* * *
– Сочувствую! – радостно выдал Савелий Фарт, умело уклонившись от летящего к нему эксфильтрованного содержимого моего желудка. – У тебя «космическая болезнь», Макс. Ничего, пройдет.
– Скоро? – Еще один спазм.
– Когда-нибудь, – уклончиво ответил Сава.
Поначалу невесомость не вызвала у меня дискомфорта. Просто отталкиваешься от стены, пола или потолка, которые теперь хрен знает как и что, и порхаешь птичкой до стены или еще какой поверхности. Красота, да и только! Вообще не напрягаешься! Надо только приловчиться, это типа как заново научиться ходить. Ведь то вбок занесет, то летишь вовсе не туда, куда собирался. А если перестараешься с толчком, то гарантированно врежешься в недалекую – очень недалекую! – стену и пребольно ударишься.
– Дружище, что ты там насчет уничтожить мир говорил?..
Гравитации нет, и вестибулярный аппарат мой, поначалу воспринявший новые условия как вполне приемлемые, опять решил взбрыкнуть. Я, что называется, потерялся в замкнутом пространстве, я даже не чувствовал собственных конечностей!.. Ну сколько можно, а?! Меня опять самым безобразным образом вырвало…
– А думаешь, зачем я тащил эти баллоны через весь Полигон? – удивился моему вопросу Фарт, вновь сманеврировав так, чтобы не угодить под мой «обстрел». – Все, некогда говорить. У нас мало времени. Грузы всегда приходят один за другим. Только лифт вернулся на Эм-Ка-Эс, так сразу пошел отсчет – скоро в телепорт будет следующий груз. Мы должны успеть.
Из-за тошноты и общего недомогания у меня напрочь пропало желание что-то выяснять и чему-то противиться. Мне было так плохо, что я не сказал ни слова, когда Фарт потянул меня за собой, точно Макс Край – тряпичная кукла какая-то. В голове у меня будто застряла заноза, я никак не мог избавиться от колющей край сознания мысли, что я упустил что-то важное, что-то очень-очень важное, и надо притормозить, подумать и только потом действовать.
– Слушай, Сава, я должен тебе кое-что сказать… – Я сам не знал, что именно должен был сообщить, у меня было нечто вроде амнезии. Впрочем, меня тут же перестало это заботить, потому что очередной спазм заставил Фарта вновь проявить чудеса изворотливости.
Как объяснил мне Сава, на МКС нет границ. Каждый космонавт при желании может двинуть в американскую часть станции, астронавту же никто не запретит заглянуть в гости к японцам или итальянцам. Как же это не похоже на Вавилон, который разбит на закрытые секторы, подконтрольные определенным кланам.
Несмотря на то что меня мутило, я заметил, что все служебные модули состоят из четырех блочных отсеков, сварные корпуса которых – цилиндрические, конические и сферической формы – сделаны из алюминиево-магниевого сплава. (Насчет сплава – инфа от Фарта.) Варианты, конечно, возможны, но в основном все примерно одинаково и рассчитано на обеспечение жизнедеятельности шести человек. Итак, имеем три герметичных отсека. Первый называется переходным, как мне сообщил Сава. Второй – рабочий. А третий – промежуточная камера. Четвертый отсек негерметичный – агрегатный. В нем размещается объединенная двигательная установка. Не спрашивайте меня, что это за установка такая, я слушал Фарта вполуха, он и так уничтожил мой воспаленный мозг подробными объяснениями.
По переходному отсеку, как ни странно, переходят – в другие модули МКС. Заодно этот отсек – в нем, кстати, четыре иллюминатора есть – служит шлюзом, когда надо выбраться в открытый космос. Фарт со значением показал мне какую-то хрень, которую назвал клапаном сброса давления, мол, вот в чем соль, а я сделал вид – получилось неубедительно, – что все понял и прочувствовал важность хрени. Изнутри переходной отсек представлял собой сферу диаметром метра два плюс усеченный конус. Длиной весь отсек был менее трех метров, особо не разгуляешься.
– На сферической его части установлены аж три стыковочных агрегата, – продолжил свою лекцию Савелий Фарт. – Большим диаметром усеченного конуса переходной отсек крепится к рабочему отсеку.
У одного из иллюминаторов торчал мужчина с дорогим фотоаппаратом наперевес. Оптика была под стать камере – за такую в магазине, даже в самом бюджетном, с вас и меня сдерут отнюдь не две копейки. Облизывая губы и причмокивая, обильно смачивая редкие волосенки на черепе по́том, мужчина фотографировал Землю.
– Наконец-то Севастополь! – раз за разом приговаривал он. – Наконец-то Севастополь!
Из-за его плеча я посмотрел в иллюминатор. Внизу отчетливо виднелся треугольник суши, испещренный множеством голубых бухт. Нас мужчина, как и все на МКС, в упор не замечал.