Муртаг отрицательно покачал головой:
— Нет… Я не позволю вторгаться в мои мысли. Ведь даже если б я подчинился твоему требованию, со мной все равно обращались бы как с прокаженным или с изгоем. Лучше просто отпусти меня. Клянусь, что никогда и никому не расскажу о вашем убежище.
— А если тебя поймают и приведут к Гальбаториксу? — спросил Аджихад. — Уж он-то сумеет извлечь из твоей памяти все тайны и секреты, как бы ты ни сопротивлялся! А если тебе и удастся что-то от него утаить, я не могу быть полностью уверен в том, что когда-нибудь ты не примкнешь к нему снова. Нет, на такой риск я не пойду!
— Значит, будешь вечно держать меня пленником? — прямо спросил его Муртаг.
— Зачем же вечно. Только до тех пор, пока ты не согласишься пройти проверку. Если мы решим, что тебе можно доверять, Двойники перед твоим отъездом отсюда сотрут из твоей памяти все воспоминания о том, где находится Фартхен Дур — просто на всякий случай. Пойми, рисковать мы не можем. Короче говоря, решай быстрее, Муртаг, иначе судьба твоя будет решена без твоего участия!
Покорись! Не стоит им сопротивляться! — взглядом умолял товарища Эрагон.
Муртаг долго молчал. Потом наконец заговорил, медленно и четко произнося каждое слово:
— Память всегда служила мне единственным убежищем, которого никто не мог меня лишить. Хотя многие и пытались. Так что пришлось научиться тщательно оберегать свои мысли, ибо только с ними я чувствую себя действительно в безопасности. Ты требуешь у меня невыполнимого, господин мой. Я никогда никого не впущу в свою душу — и уж тем более эту парочку. — Он мотнул подбородком в сторону Двойников. — Делай со мной что хочешь, но помни: я скорее умру, чем позволю им вторгнуться в мою память!
Аджихад явно не сумел скрыть невольное восхищение его стойкостью и гордым достоинством.
— Что ж, меня не удивляет твой выбор, хоть я и надеялся на иное… Стража!
Кипарисовая дверь распахнулась, и в комнату ворвались воины с оружием наготове. Аджихад указал на Муртага и распорядился:
— Запереть его в темнице! Да хорошенько проверьте замки! И у входа пусть шестеро дежурят. Смотрите, чтобы никто туда не входил, пока я сам его не навещу! И не разговаривать с ним!
Воины окружили Муртага, подозрительно на него поглядывая, и Эрагон, перехватив его взгляд, прошептал:
— Мне очень жаль, что так вышло…
В ответ Муртаг только пожал плечами и решительно двинулся к двери. Когда в коридоре смолк звук шагов, Аджихад неожиданно приказал:
— А теперь все вон отсюда! Все, все уходите! Останутся только Эрагон и Сапфира!
Двойники поклонились и быстро вышли, но гном Орик попробовал возразить:
— Мой король тоже захочет узнать о Муртаге! В конце концов, я ведь подчиняюсь не тебе, господин мой, а ему…
Аджихад нахмурился:
— О Муртаге я Хротгару сам расскажу. Что же касается твоего подчинения… Подожди-ка снаружи, я тебя позову позже. И никуда не отпускай Двойников: мне еще нужно с ними как следует разобраться!
— Хорошо. — И Орик почтительно поклонился. Дверь с глухим стуком закрылась за ним, и Аджихад с усталым вздохом сел за стол.
Он довольно долго молчал, время от времени проводя по лицу ладонью и глядя в потолок. Эрагон с нетерпением ждал, когда же он наконец заговорит. Не выдержав, он первым нарушил затянувшееся молчание:
— Скажи, господин мой, Арья пришла в себя? Аджихад мрачно на него посмотрел:
— Пока нет… Целители, правда, уверяют меня, что она поправится. Они всю ночь с ней провозились. Но яд проник очень глубоко… Она бы не выжила, если б не вы. От имени всех варденов приношу вам за это глубочайшую благодарность.
Эрагон с облегчением вздохнул. Впервые со времени их побега из Гиллида ему показалось, что все их усилия были не напрасны.
— Ты еще что-то хотел узнать от меня, господин мой? — спросил он.
— Да, я хотел бы, чтоб ты рассказал, как нашел Сапфиру и что с вами случилось после этого. Кое-что я, конечно, знаю из послания Брома, которое он успел нам отправить, еще кое-что мне сообщили Двойники. Но мне не терпится послушать твой рассказ. Особенно меня интересуют подробности гибели Брома.
Эрагону очень не хотелось рассказывать об этом совершенно чужому и слишком могущественному и, похоже, высокомерному человеку. Аджихад терпеливо ждал, поглядывая на него.
«Давай рассказывай!» — услышал Эрагон голос Сапфиры.
Это решило все. Сперва, правда, рассказ у него не клеился, но потом пошло легче, да и Сапфира помогала ему точно припомнить некоторые подробности. Аджихад слушал очень внимательно, не перебивая.
Эрагон рассказывал, наверное, не один час, часто умолкая и подыскивая нужное слово. Он поведал Аджи-хаду о том, что они делали в Тирме, но ни словом не обмолвился о предсказаниях Анжелы. Потом он объяснил, как им с Бромом удалось отыскать раззаков, и даже не утаил о своих снах, в которых ему являлась Арья. Когда же он добрался до того, что случилось в Гиллиде, и упомянул о шейде, лицо Аджихада затуманилось. Весь напрягшись, он откинулся на спинку стула, но так ничего и не спросил.
Наконец Эрагон умолк, он был сильно взволнован своим рассказом, словно заново переживая выпавшие на его долю события. Аджихад встал и принялся ходить по комнате, заложив руки за спину и странным отсутствующим взглядом скользя по книжным полкам. Потом он снова вернулся на прежнее место и сказал:
— Смерть Брома — ужасная потеря для нас. Он был моим лучшим другом и самым надежным союзником варденов. И не раз спасал нас благодаря своему мужеству и великой мудрости. Даже теперь, когда его нет с нами, он дал нам то, что обеспечит наши дальнейшие успехи: прислал тебя.
— Но чего, собственно, вы от меня ждете? — спросил Эрагон.
— В свое время я все тебе расскажу, — пообещал Аджихад. — А сейчас нам предстоят более неотложные дела. То, что ургалы вступили в союз с Империей, для нас чрезвычайно важно. Если Гальбаторикс сумеет создать из ургалов целую армию и направит ее против нас, то мы действительно окажемся в трудной ситуации и нам снова придется сражаться, чтобы уцелеть, хотя многие и чувствуют себя здесь, в Фартхен Дуре, в полной безопасности. То, что Всадник, пусть даже такой негодяй, как Гальбаторикс, решился заключить союз с ургалами, свидетельствует о том, что он окончательно утратил разум. Мне становится не по себе при мысли о том, что он мог пообещать им в уплату за поддержку. Хотя, конечно, ургалы — союзники очень ненадежные… Потом еще этот шейд… Ты можешь описать его? Эрагон кивнул:
— Высокий, очень худой и бледный, прямо как смерть. Глаза красноватые, а волосы рыжие. Одет во все черное.
— А ты не заметил, какой у него меч? — От нетерпения Аджихад даже привстал. — Видел на нем зарубку, на самом клинке?
— Да, — сказал Эрагон, — видел, а ты откуда о ней знаешь?