— Тут явно наблюдается некая симметрия… — попытался объяснить Эрагон, но Насуада прервала его:
— Теперь перед нами вдвойне трудная задача. Сегодня мы победили, но сил у Империи по-прежнему гораздо больше; к тому же теперь у них не один, а целых два Всадника, и каждый из них сильнее тебя, Эрагон. Как тебе кажется, с помощью эльфийских магов ты смог бы попытаться победить Муртага?
— Возможно. Только вряд ли он будет так глуп, что выйдет на бой со всеми нами одновременно.
Они еще некоторое время обсуждали возможные последствия предательства Муртага и его перехода на сторону противника, а также способы нейтрализации или хотя бы сведения к минимуму его активного вмешательства в военные действия. В конце концов Насуада заявила:
— Довольно об этом. Сейчас мы все равно ни о чем не договоримся — все устали, все страшно разгневаны, никто ни о чем, кроме битвы, думать не может, так что давайте разойдемся и немного придем в себя, а завтра вернемся к нашему обсуждению.
Эрагон уже повернулся, чтобы уйти, но Арья преградила ему путь и, заглянув прямо в глаза, тихо сказала:
— Не забивай себе голову случившимся, Эрагон-элда. Ты — это прежде всего ты сам, а вовсе не твой отец или брат. Их позор — это не твой позор.
— Совершенно верно, — поддержала ее Насуада. — И не думай, что после сегодняшнего мы стали меньше уважать тебя. — Она ласково взяла в ладони его лицо. — Я хорошо знаю тебя, Эрагон. У тебя очень доброе сердце. И этого не может изменить даже то, какое имя носит твой отец!
У Эрагона сразу потеплело на душе. Он переводил глаза то на Арью, то на Насуаду, а потом, переполненный благодарностью, изысканным эльфийским жестом приложил ладонь к груди, низко поклонился и сказал:
— Благодарю вас! Благодарю вас обеих! За доброту и великодушие!
Выйдя наружу, Эрагон наконец полной грудью смог вдохнуть пропитанный дымом воздух. Близился вечер; ярко-оранжевый свет полудня сменился тускло-золотистыми отсветами, придававшими лагерю и полю битвы странную, несколько зловещую красоту.
— Теперь и ты все знаешь, — сказал Эрагон брату.
— Что ж, дурная кровь всегда себя проявит, — пожал плечами Роран.
— Не смей так говорить! — прорычал Эрагон. — Не смей!
Роран внимательно посмотрел ему в глаза и задумчиво промолвил:
— Пожалуй, ты прав. Извини. Что за дурацкая идея пришла мне в голову! Я ведь, в общем-то, так не думаю. — Он поскреб подбородок, заросший густой бородой, и, прищурившись, стал смотреть на клонившееся к закату солнце на мутном, словно закопченном небосводе. — А ты знаешь, я совсем не ожидал, что вардена-ми командует эта Насуада.
Эрагон устало усмехнулся:
— Ну да, ты ожидал встретиться с ее отцом, Аджихадом. Только и Насуада командует своим войском не хуже отца, а может, даже и лучше. Она очень способный военачальник.
— Она что, чем-то натирает кожу?
— Нет, она действительно такая темнокожая.
Тут Эрагон заметил, что к ним поспешно направляются Джоад, Хорст и еще кое-кто из жителей Карвахолла. Однако, увидев Сапфиру, все они замедлили шаг.
— Хорст! — воскликнул Эрагон, бросаясь кузнецу на шею. — Как же я рад снова тебя видеть!
Хорст, похоже, не сразу его узнал, но потом на лице его появилась довольная улыбка:
— И я рад тебя видеть, парень! Ох, и здоров же ты стал с тех пор, как из Карвахолла уехал!
— Ты хочешь сказать, сбежал? — усмехнулся Эрагон.
Встреча с односельчанами далась Эрагону непросто. Многие в течение долгого и тяжкого пути настолько изменились, что он едва узнавал их. Да и к нему они теперь относились совершенно иначе — с каким-то благоговейным страхом и несомненным уважением. Это походило на сон, когда все знакомые предметы вдруг становятся далекими и совершенно чужими. Вот и Эрагон ощущал себя среди односельчан настолько чужим, что ему стало не по себе.
Повернувшись к Джоаду, он спросил:
— Ты уже знаешь о смерти Брома?
— Аджихад сообщил мне, но подробности я бы хотел услышать от тебя самого.
Эрагон мрачно кивнул:
— Ладно. Как только будет время, сядем и вдоволь поговорим.
Джоад подошел к Сапфире и низко ей поклонился:
— Всю жизнь я мечтал увидеть дракона, а сегодня видел аж двух! Вот уж действительно, повезло! Ну, а с тобой, Сапфира, мне, конечно, хотелось познакомиться лично.
Согнув шею, Сапфира ласково коснулась носом его лба, и он невольно вздрогнул.
«Передай ему мою благодарность за то, что он помогал спасать меня от Гальбаторикса, — велела она Эрагону. — Если б не он, я бы так и торчала в королевской сокровищнице. Джоад был другом Брома, значит, он и наш друг».
Эрагон передал Джоаду ее слова, и тот сказал:
— Атра эстерни оно тельдуин, Сапфира Бьяртскулар! И всем оставалось только удивляться его знанию древнего языка.
— А ты куда запропал? — набросился на Рорана Хорст. — Где мы только тебя не разыскивали, когда ты за этими двумя магами погнался!
— Теперь это уже неважно. Возвращайтесь на корабль и начинайте разгрузку. Вардены дают нам кров и пишу. Сегодня наконец спать будем на твердой земле.
Все радостно загалдели.
Эрагон с интересом наблюдал, как Роран отдает приказы. Когда Джоад и остальные наконец разошлись, он заметил:
— А они здорово тебе доверяют. Даже Хорст подчиняется без возражений. Ты теперь, что же, за весь Карвахолл в ответе?
— Пожалуй.
Тьма окутала Пылающие Равнины, когда Эрагон и Роран наконец разыскали маленькую двухместную палатку, поставленную для них варденами. Сапфира даже голову туда не могла просунуть и с готовностью свернулась на земле у входа, заявив, что пока посторожит их.
«Как только мои силы хоть немного восстановятся, я сразу же займусь твоими ранами», — пообещал ей Эрагон.
«Ладно. Только не слишком засиживайтесь за разговорами».
Внутри палатки стояла масляная лампа, и Эрагон зажег ее с помощью своего огнива. Он-то прекрасно видел и в темноте, но Рорану был нужен свет.
Они уселись друг напротив друга: Эрагон на постели у стены, а Роран — на складном стуле в углу. Не зная, с чего начать, Эрагон молчал, глядя на пляшущий язычок пламени.
Оба долго сидели неподвижно в каком-то оцепенелом молчании.
Наконец Роран попросил:
— Расскажи, как погиб мой отец.
— Нашотец, — спокойно поправил его Эрагон, заметив, однако, что лицо Рорана совершенно окаменело. — Я имею столько же прав называть его отцом, как и ты, — мягко пояснил он. — Загляни себе в душу, и поймешь, что я прав.
— Ну, хорошо. Расскажи, как погиб наш отец. Эрагону уже не раз приходилось рассказывать об этом, но от Рорана он не стал скрывать даже мельчайших подробностей. Он не только перечислил все события тех дней, но и поведал брату о том, что думал и чувствовал с той минуты, когда в руки ему попало яйцо Сапфиры. Ему очень хотелось, чтобы Роран понял, почему он поступал именно так. Никогда прежде ему так сильно не хотелось, чтобы его поняли.