Эрагон немедленно призвал на помощь магию, мысленно приказав: «Гатх сем оро ун лам йет», что означало: «Соедини эту стрелу с моею рукой!» — и стрела тут же прилетела обратно и легла ему на ладонь.

Он вернул стрелу Орику, и тот прижал ее к груди, с явным облегчением воскликнув:

— Замечательно! Теперь у меня в колчане по-прежнему ровно две дюжины. Иначе мне пришлось бы ждать, пока доберемся до Хедарта, чтобы пополнить запас стрел. — Он быстро снял с лука тетиву, сложил его и убрал в футляр, а сам футляр завернул в мягкую ткань и сунул в мешок.

Эрагон заметил, что Арья наблюдает за ними, и спросил:

— А эльфы тоже делают свои луки из рога? Вы ведь так сильны, что деревянный лук в ваших руках просто треснет.

— Нет, мы выпеваем свои луки из деревьев, которые не растут, — непонятно ответила Арья и пошла прочь.

Несколько дней они медленно плыли меж полей, покрытых молодой травой. Беорские горы постепенно скрывались в беловатой дымке тумана, висевшей на горизонте. На берегах реки часто появлялись большие стада косуль и благородных оленей, животные удивленно смотрели на путешественников большими блестящими глазами.

Теперь, когда им больше не грозила встреча с фангурами, Эрагон почти каждый день поднимался на Сапфире высоко в небеса, пользуясь возможностью побыть с ней наедине. Кроме того, Эрагон старался поменьше находиться рядом с Арьей: даже когда она просто оказывалась поблизости, он постоянно чувствовал себя не в своей тарелке.

АРЬЯ СВИТКОНА

Они плыли по Аз Рагни до ее слияния с рекой Эддой, которая тянулась куда-то в неведомые восточные страны. У слияния рек стоял город Хедарт, торговый форпост королевства гномов. Там они продали свои плоты и купили осликов — ведь рост гномов не позволяет им пользоваться лошадьми.

Арья, естественно, садиться на осла отказалась, заявив:

— Никогда эльфийка не возвращалась на землю своих предков верхом на осле!

Торв нахмурился:

— Как же ты за нами угонишься?

— А я побегу, — спокойно ответила Арья. И действительно побежала, обгоняя и Сноуфайра, и ослов и регулярно поджидая их на вершине очередного холма. При этом она не выказывала ни малейших признаков усталости. Ступив на твердую землю, Арья даже во время привалов редко произносила более нескольких самых необходимых слов и с каждым шагом становилась все молчаливее и напряженней.

Из Хедарта они двинулись на север, опять вернувшись к реке Эдде, точнее, к ее истокам — озеру Элдор.

Через три дня вдали показался лес Дю Вельденварден — сперва в виде туманной полоски на горизонте, которая все расширялась, превратившись в итоге в настоящее зеленое море. Древние дубы, буки, сосны, клены — казалось, во все стороны простирается лес. Эрагон хорошо видел это со спины Сапфиры. Насколько он знал, Дю Вельденварден занимает огромную территорию вдоль всей восточной границы Алагейзии.

Густая тень под кронами огромных деревьев казалась ему таинственной, возбуждающей и одновременно опасной — ведь здесь обитали эльфы, пряталась в пятнистой тени их столица Эллесмера, где ему предстояло завершить свое обучение, а дальше находился Осилон и другие эльфийские города, которые мало кому довелось увидеть со времен разгрома Всадников. Эти леса были смертельно опасны для людей, здесь любого запросто могли свести с ума странными загадками и всякими колдовскими штучками.

Это был совершенно иной, неведомый мир. Пара бабочек, точно танцуя, кругами вилась у Эрагона над головой, вылетев из темной лесной чащи.

«Надеюсь, — услышал он голос Сапфиры, — для меня хватит места на этих тропах. Я же не могу все время лететь».

«Я думаю, эльфы сумели сделать здесь проходы, удобные для драконов, — ответил он. — Ведь у них бывали Всадники».

Сапфира что-то с сомнением проворчала и умолкла.

В ту ночь, когда Эрагон уже собрался ложиться спать, за спиной у него вдруг возникла Арья, точно материализовавшийся из воздуха призрак. Эрагон даже подпрыгнул от неожиданности, настолько бесшумно она подошла к нему. Он не успел даже спросить, что ей угодно, чувствуя, как она осторожно проникла в его мысли и велела: «Следуй за мной и как можно тише».

И эта мысленная связь, и сам этот приказ несколько удивили Эрагона. Они, правда, уже разговаривали мысленно во время полета в Фартхен Дур; но тогда Эрагон только так и мог общаться с погруженной в небытие эльфийкой. А потом, с тех пор как Арья поправилась, он ни разу не делал попытки установить с ней мысленную связь, чувствуя в этом нечто настолько интимное, что ему даже думать об этом было неловко. Каждый раз, входя в соприкосновение с чужим сознанием, Эрагон чувствовал себя так, словно некая грань его собственного «я» трется о чью-то чужую обнаженную душу. Ему казалось совершенно недопустимым первому начать мысленный разговор с Арьей, тем более не имея к этому приглашения. Если бы он попробовал это сделать, то, наверное, навсегда подорвал бы то хрупкое доверие, которое питала к нему прекрасная эльфийка. Кроме того, Эрагон опасался, что тогда она сразу догадается о его новом и пока самому ему неясном отношении к ней и станет над ним насмехаться.

Он покорно шел за Арьей, которая, осторожно обойдя Тригу, первым стоявшего на часах, вскоре привела его в такую глухую чашу, что гномы вряд ли смогли бы их услышать. Эрагон чувствовал, что Сапфира мысленно следит за его «путешествием» и готова в любой миг оказаться с ним рядом.

Арья присела на покрытый мхом ствол упавшего дерева и обняла руками колени. На Эрагона она не глядела.

— Тебе необходимо кое-что узнать и понять, прежде чем мы доберемся до Кериса и Эллесмеры, иначе ты можешь опозориться сам и опозорить меня.

— Что, например? — с любопытством спросил Эрагон.

— Видишь ли, — неуверенно начала Арья, — за те годы, что я служу посланницей Имиладрис, я пришла к выводу, что гномы и люди очень похожи. Многие представления и чувства у вас очень похожи. Почти любой человек — будь то мужчина или женщина — вполне способен прижиться среди гномов, и наоборот, потому что и вы, и они принадлежите к сходным культурам. И вы, и они любите, испытываете страсть, ненавидите, сражаетесь, творите — все это вы делаете примерно одинаково. Кстати, твоя дружба с Ориком и твое вступление в Дургримст Ингеитум — тоже примеры сходства ваших народов. (Эрагон кивнул, хотя ему-то различия между людьми и гномами казались куда более значительными.) Тогда как эльфы всегда стояли особняком; они ничуть не похожи на другие народы.

— Ты говоришь так, словно сама к ним не принадлежишь, — сказал Эрагон, не замечая, что повторяет ее же слова, произнесенные некогда в Фартхен Дуре.

— Я слишком долго прожила среди варденов и слишком сильно привыкла к их традициям и обычаям, — ответила Арья странно ломким голосом.

— Я понимаю, и все-таки неужели эльфы не способны испытывать те же чувства, что гномы и люди? Да я просто не могу в это поверить! Все живые существа, по-моему, обладают примерно одинаковыми потребностями и желаниями.