Поцеловав нас на прощание последним соскользнувшим со ствола эвкалипта лучом, солнце ушло за горизонт; стало темнеть, и почти тотчас же похолодало, как всегда бывает в горах. Мы не пошли, а почти полетели, паря в воздухе, по направлению к дому. Нам не терпелось сообщить всему миру о нашей только что обретенной любви. Дядя Руперт сразу же известил о столь важном событии обеих дочерей и немедленно спустился в погреб, чтобы взять несколько бутылок старого, специально припасенного для подобных случаев вина; тетя Бургель разволновалась до такой степени, что ни с того ни с сего запела какую-то песню на родном языке; при этом она немедленно принялась строгать, резать и шинковать все необходимые ингредиенты для знаменитого блюда-афродизиака. Собаки устроили в вольере веселую возню, сопровождавшуюся радостным лаем; именно они первыми почувствовали пьянящую вибрацию нашего чувства. Стол накрыли с размахом, как для настоящего роскошного пира: на скатерть была выставлена праздничная посуда, мужья кузин — хозяева свечной фабрики — с радостью выпили за здоровье и счастье своего давнего соперника, сами же сестры, хихикая и перешептываясь, отправились взбивать перины и ставить свежие цветы в кувшины в лучшей гостевой комнате, той самой, где много лет назад они вместе с кузеном осваивали первые уроки восхитительных земных радостей. Когда семейный ужин подошел к концу, мы с Рольфом удалились в приготовленную для нас комнату. Я впервые оказалась в этом просторном помещении с камином, в котором уже горели сухие ветки боярышника, и с установленной на возвышении большой кроватью, накрытой невероятно мягкой, просто воздушной периной. Из-под потолка к кровати спускался балдахин — белоснежный, как фата невесты. И в ту, и в последующие ночи мы любили друг друга с такой страстью, что вся мебель и все деревянные конструкции в доме засверкали, будто заново отполированные и позолоченные.
А потом мы любили друг друга все спокойнее и спокойнее, пока наконец любовь совсем не обтрепалась и не протерлась до дыр.
А может быть, все было не так. Может, нам выпало счастье обрести особенную любовь, и мне уже не пришлось ничего придумывать; я лишь приодела ее в нарядное платье, чтобы она лучше сохранилась у меня в памяти; в конце концов, кто сказал, что нельзя построить свою жизнь и окружающий мир такими, какими ты сам хочешь их видеть. Да, я немного преувеличивала, когда писала, например, что наш медовый месяц был жарким до безумия, что мы заново пробудили интерес к жизни в этом опереточном городке, что все здесь стало по-другому, что все улицы и переулки наполнились горячим дыханием и жадным шепотом, что в часах с кукушкой свили гнезда голуби, что в одну прекрасную ночь на кладбище расцвел миндаль и что сезон любви у собак дяди Руперта начался в тот год гораздо раньше обычного. Лучше я напишу о том, как в этот замечательный месяц время словно остановилось, словно спряталось внутрь себя, свернулось, как платок в руках фокусника; я напишу, как Рольф Карле, от мрачности которого не осталось и следа, а все тщеславие рассыпалось в пыль, забыл о мучивших его кошмарах и вновь запел песни своего детства и отрочества, а я под его пение исполняла для него танец живота, которому научилась на кухне в доме Риада Халаби; а еще между смехом, улыбками и бокалами вина я рассказывала ему сказку за сказкой, и некоторые из них были даже со счастливым концом.