— Я обещаю, что не выйду замуж и вернусь завтра к вечеру, — говорила она дочери, прощаясь снею.
Альбе нравилось сидеть с кухаркой и слушать по радио народные песни, особенно песни того человека, с которым она познакомилась в Японском парке. Однажды в буфетную вошел сенатор Труэба и, услышав знакомый голос по радио, бросился на приемник с тростью в руке и превратил его в груду перекрученной проволоки и отскочивших деталей прямо на глазах у внучки, которая не могла объяснить себе внезапную вспышку гнева у дедушки. На следующий день Клара купила новый приемник, чтобы Альба слушала Педро Терсеро, когда ей захочется, и старый Труэба сделал вид, что не заметил этого. Это было время Короля Паровых Котлов. Педро Терсеро знал о его существовании и ревновал без причины, если сравнить его власть над Бланкой и робкое ухаживание иудейского коммерсанта. Много раз он умолял Бланку оставить дом Труэбы, жестокую опеку отца и тоску ее мастерской, с ее дураками и праздными сеньоритами, уехать с ним раз и навсегда, чтобы жить этой безумной любовью, которую они скрывали с детства. Но Бланка не решалась. Она знала, что если уйдет с Педро Терсеро, то будет вычеркнута из своего круга, перестанет занимать определенное социальное положение, а кроме того, отдавала себе отчет в том, что у нее нет шансов понравиться друзьям Педро Терсеро и приспособиться к скромному существованию в рабочем поселке. Годы спустя, когда Альба стала взрослой, размышляя об этой стороне жизни ее матери, она пришла к мысли, что та не ушла с Педро Терсеро, потому что любовь не поглотила ее всецело, ведь в доме родителей у нее не было ничего такого, чего он не мог бы ей дать. Бланка была очень бедной, лишь иногда у нее появлялись небольшие суммы, когда Клара давала ей деньги или когда она сама продавала какую-нибудь рождественскую фигурку. Заработок ее был мизерным и почти весь уходил на оплату счетов от врачей, так как ее способность страдать от воображаемых заболеваний не уменьшилась от работы, а, напротив, из года в год возрастала. Она старалась ничего не просить у отца, чтобы не дать ему повод унизить ее. Время от времени Клара и Хайме помогали ей купить одежду или что-нибудь необходимое, но обычно она не могла позволить себе даже пару чулок. Ее бедность контрастировала с вышитыми платьями Альбы, ее туфельками, выполненными на заказ, — внучку одевал сенатор Труэба. Жизнь Бланки была тяжелой. Она вставала в шесть утра, зимой и летом. В тот же час растапливала печь в мастерской в своем клеенчатом переднике и деревянных башмаках, подготавливала рабочие столы и руками, погруженными по локоть в холодную, шероховатую массу, месила глину для своих уроков. От этого у нее постоянно слоились ногти и трескалась кожа, а со временем деформировались пальцы. В этот час она испытывала вдохновение и никто не отвлекал ее, пока она лепила свои чудовищные животинки к Рождеству. Затем она занималась домом, слугами и покупками, пока не подходило время уроков. Ее учениками были девочки из хороших семей, которым нечем было занять себя и которые восприняли моду обучаться ремеслам, более изысканным, чем вязание для бедных во времена их бабушек.
Мысль давать уроки неполноценным детям возникла случайно. Однажды в дом сенатора Труэбы пришла старая подруга Клары со своим внуком. Это был толстый, рыхлый юноша с лунообразным, безмятежным лицом и с выражением неизменной нежности в восточных глазах. Ему было пятнадцать лет, но Альба поняла, что он подобен младенцу. Клара попросила внучку отвести мальчика в сад и позаботиться о том, чтобы он не перепачкался, не утонул в фонтане, не наелся земли и не трогал прореху в штанах. Альбе вскоре наскучило опекать его, и, поскольку с ним невозможно было общаться ни на одном языке, она повела его в керамическую мастерскую, где Бланка, чтобы тот сидел тихо, надела на него передник и дала в руки комок глины. Более трех часов мальчик трудился, не пуская слюну, не писая и не стукаясь головой о стены, создавая грубые глиняные фигуры, которые потом преподнес своей бабушке. Сеньора, забывшая было о внуке, пришла в восторг, и так родилась идея о пользе керамики для неполноценных детей. В конце концов Бланка стала давать уроки группе ребят, приезжавших в мастерскую днем по четвергам. Их привозил фургон в сопровождении монахинь в накрахмаленных головных уборах, которые усаживались в садовой беседке, пили шоколад с Кларой и рассуждали о достоинствах вышивки крестом или об иерархии грехов, пока Бланка и ее дочь учили детей лепить червяков, мячики, плоских собачек и бесформенные сосуды. В конце года монахини устроили праздник и выставку, где эти сомнительные произведения искусства продавались j в благотворительных целях. Со временем Бланка и Альба заметили, что дети работают намного лучше, когда чувствуют, что их любят, и что единственная форма общения с ними — это приветливость. Они научились обнимать их, целовать, баловать, пока не полюбили по-настоящему. Альба всю неделю ждала приезда своих подопечных и прыгала от радости, когда они бежали обнять ее. Правда, эти дни бывали изнурительны. Альба ложилась спать усталая, в голове вертелись милые азиатские лица детей, а Бланка то и дело страдала от головной боли. После того как уходили монахини с узлами белых тряпок и группой этих бедняжек, взявшихся за руки, Бланка неистово обнимала свою дочь, целовала ее всю и говорила, что нужно благодарить Бога за то, что она нормальная девочка. Поэтому Альба росла с мыслью, что нормальность — это Божий дар, эту тему они обсуждали вместе с бабушкой.
!
1СЛ
— Почти во всех семьях рождается глупец или безумный, деточка, — уверяла Клара, пока внимательно следила за своим вязанием, потому что за все эти годы так и не научилась вязать, не глядя. — Иногда их не видно, потому что их прячут, словно это стыд. Их закрывают в самых отдаленных комнатах, чтобы не видели гости. На самом деле стыдиться не следует, они тоже — творение Божье.
— Но в нашей семье нет ни одного, бабушка, — отвечала Альба.
— Нет. У нас безумие распределилось на всех, а не сосредоточилось в ком-нибудь одном, а то и у нас был бы настоящий сумасшедший.
Так они разговаривали с Кларой. Бабушка была для Альбы самым значительным человеком в доме и более всех оказала влияние на ее жизнь. Клара являлась мотором, который приводил в движение и заставлял действовать этот волшебный мир, располагающийся в задней части «великолепного дома на углу». Тут прошли ее первые семь лет полной свободы. Альба привыкла к странностям своей бабушки. Она не удивлялась, видя ее в состоянии транса, перемещающейся по всей гостиной или сидящей в кресле с поджатыми ногами, словно во власти какой-то неведомой силы. Она следовала за нею во всех ее странствиях по больницам и благотворительным домам, где пыталась участвовать в целой веренице дел; она даже научилась вязать жилеты из шерсти в четыре нитки на толстых спицах, которые ее дядя Хайме дарил кому-нибудь, после того как один раз надевал на себя, — лишь бы видеть беззубую улыбку бабушки. Иногда Клара передавала через нее сообщения Эстебану, поэтому ей дали прозвище Почтовая Голубка. Девочка присутствовала на собраниях по пятницам, когда стол о трех ножках подпрыгивал среди белого дня без видимого вмешательства каких-либо сил, посещала литературные вечера, где общалась со знаменитыми мастерами и бесконечным числом неизвестных, робких художников, которым покровительствовала Клара. В то время в «великолепном доме на углу» бывало множество гостей. Они жили в нем по очереди, а кроме того, приходили на собрания спиритов, интеллектуальные вечера, участвовали в общественных мероприятиях. Почти все они считались известными людьми в стране, включая Поэта, которого несколько лет спустя провозгласили лучшим стихотворцем века и перевели на все известные языки земли. На его коленях Альба сидела множество раз, не подозревая, что придет день, когда она пойдет за его гробом с букетом кроваво-красных гвоздик в руках под дулами пулеметов.