До этого я никогда не просил учителей помочь мне. Может, мне поговорить с мистером Браннером? Он задал бы мне какие-нибудь наводящие вопросы, на что-нибудь намекнул. Так я хоть как-то заглажу вину за тот большой жирный «неуд», который получу на его экзамене. Мне не хотелось покидать Йэнси с мыслью, будто он решил, что я не постарался выучить его предмет.
Я спустился вниз, туда, где помещались кабинеты преподавателей. В большинстве помещений лампы уже не горели, было пусто, но дверь кабинета мистера Браннера стояла приоткрытой, и полоска света падала в коридор.
Я был уже в трех шагах от кабинета, когда услышал доносившиеся изнутри голоса. Мистер Браннер кого-то о чем-то спросил. Голос, явно принадлежавший Гроуверу, ответил: «…беспокоился насчет Перси, сэр».
Я замер.
Обычно я не подслушиваю, но попробуйте устоять, когда твой лучший друг говорит о тебе со взрослым.
Я подошел чуточку ближе.
— …один этим летом, — говорил Гроувер. — Я имею в виду, единственный полукровка в школе! Теперь, когда мы в этом уверены и они тоже это знают…
— Мы только все испортим, если будем подталкивать его, — ответил мистер Браннер. — Нам нужно, чтобы мальчик созрел.
— Но у него может не оказаться времени. Летнее солнцестояние — это черта…
— Мы должны решиться сами, без него, Гроувер. Пусть наслаждается своим неведением, пока может.
— Сэр, он видел ее…
— Пусть думает, что у него разыгралось воображение, — стоял на своем мистер Браннер. — Туман, насланный на учеников и преподавателей, убедит его.
— Сэр, я… я не могу снова пренебречь своими обязанностями. — Гроувер задыхался от волнения. — Вы знаете, что это может означать.
— Ты ничем не пренебрегал, Гроувер, — мягко сказал мистер Браннер. — Я бы, так или иначе, разглядел, кто она такая. Теперь позаботимся о том, чтобы Перси дожил до следующей осени…
Учебник по мифологии выпал у меня из рук и тяжело шмякнулся об пол.
Мистер Браннер замолчал.
Сердце бухало в груди. Подобрав книгу, я попятился назад по коридору.
За освещенной стеклянной дверью кабинета мистера Браннера скользнула тень, куда более высокая, чем мой прикованный к инвалидному креслу учитель, и державшая в руках нечто, подозрительно напоминавшее лук.
Открыв ближайшую дверь, я шмыгнул внутрь.
Через несколько секунд я услышал характерный звук, будто кто-то топал по полу деревянными башмаками, затем дыхание, словно какое-то животное принюхивалось к двери, за которой я прятался. Чей-то крупный темный силуэт помедлил перед стеклянной дверью, затем прошел мимо.
Пот капельками стекал у меня по шее.
Где-то в коридоре раздался голос мистера Браннера.
— Никого, — пробормотал он. — Нервы у меня совсем сдали после зимнего солнцестояния.
— У меня тоже, — ответил Гроувер. — Но могу поклясться…
— Возвращайся к себе, — велел мистер Браннер. — Завтра тебе предстоит долгий и трудный день.
— Лучше не напоминайте.
Свет в кабинете мистера Браннера погас.
Мне показалось, что я прождал в темноте целую вечность.
Наконец я выскользнул в коридор и вернулся к себе.
Гроувер лежал на своей кровати и штудировал конспекты по латыни так, будто и не вставал.
— Привет, — сказал он, глядя на меня затуманенным взором. — Готов к тесту?
Я ничего не ответил.
— Выглядишь ужасно. — Он нахмурился. — Все в порядке?
— Просто… устал.
Я отвернулся, чтобы он не видел выражения моего лица, и стал готовиться ко сну.
Из того, что слышал внизу, я ничего не понял. Хотелось бы верить, что все это я просто себе навоображал.
Но одно было ясно наверняка: Гроувер и мистер Браннер говорили обо мне у меня за спиной. Они думали, что мне угрожает какая-то опасность.
* * *
На следующий день, когда я выходил из класса после трехчасового экзамена по латыни и перед глазами у меня кружились все греческие и римские имена, которые я переврал, мистер Браннер окликнул меня.
На мгновение я испугался: неужели он узнал, что вчера вечером я подслушал его разговор с Гроувером? Но дело было не в этом.
— Перси, — произнес мистер Браннер, — не расстраивайся, что приходится покидать Йэнси. Это… это к лучшему.
Он говорил мягко, участливо, и все же его слова встревожили меня. И хотя он сказал это вполголоса, остальные ребята, заканчивавшие тест, могли его услышать. Нэнси Бобофит одарила меня ухмылкой и язвительно скривила губы, изображая воздушный поцелуй.
— О'кей, сэр, — пробормотал я.
— Я хочу сказать… — Мистер Браннер раскачивал свою коляску взад-вперед, словно не был уверен, как продолжить. — Это неподходящее место для тебя. Дело было только во времени.
У меня защипало в глазах.
Мой любимый учитель перед всем классом говорит, что я и не мог справиться. Перед этим он целый год твердил, что верит в меня, и вот теперь говорит, будто я достоин того, чтобы меня выгнали.
— Конечно, — ответил я, весь дрожа.
— Нет, нет, — сказал мистер Браннер, — я все перепутал. Я пытаюсь сказать, что… ты не обычный мальчик, Перси. Это не имеет никакого отношения…
— Спасибо, — выпалил я. — Большое вам спасибо, сэр, что напомнили.
— Перси…
Но я уже убежал.
* * *
В последний день семестра я запихнул свою одежду в чемодан.
Остальные ребята доводили меня, обсуждая свои планы на каникулы. Один собирался автостопом добраться до Швейцарии. Другие отплывали в месячный круиз по Карибам. Как и я, они были малолетние преступники, но богатые малолетние преступники. Их отцы занимали важные посты, были послами или знаменитостями. Я был никто, и звали меня никак.
Они спросили, что я собираюсь делать летом, и я сказал, что возвращаюсь в город.
Чего я им не сказал, так это того, что летом мне придется выгуливать собак или продавать подписку на журналы, а в свободное время — переживать, попаду ли я в школу осенью.
— А! — сказал один из них. — Это круто!
И они продолжали разговаривать, будто меня тут и нет вовсе.
Единственный, с кем я побаивался прощаться, был Гроувер, но, как выяснилось, делать этого не пришлось. Он заказал билет до Манхэттена на тот же «грейхаунд», [2] что и я, поэтому мы снова оказались вместе и вместе ехали в город.