— Мне не нравится, когда ты такой, — сказала Флоринда.

Эта проблема неразрешима. Тело привязано к мозгу. Красота сочетается с глупостью. Вот она сидит, уставясь в огонь так же, как тогда уставилась на разбитую горчичницу. Несмотря на то, что он выступал в защиту непристойности, Джейкоб не был уверен, так ли она ему по душе на самом деле. Его вдруг сильно потянуло в мужское общество, к затворническому существованию, к сочинениям классиков. Он готов был гневно обрушиться на того, кто бы он ни был, кто так устроил жизнь.

Потом Флоринда положила ему руку на колено.

В общем-то, она была не виновата. Но эта мысль опечалила его. Вовсе не несчастья, не убийства, не смерти и болезни старят и убивают нас, а то, как люди смотрят, и смеются, и взбираются по ступенькам омнибусов.

Во всяком случае, для глупой женщины сойдет любая отговорка. Он сказал, что у него болит голова.

Но когда она взглянула на него, безмолвно, не то догадываясь, не то что-то поняв, может быть прося прощения, но так или иначе говоря теми же словами, что и он, «Я не виновата», такая стройная и красивая, с лицом под шляпкой словно в ракушке, тогда он понял, что затворничество и классики помочь тут никак не могут. Проблема эта неразрешима.

VII

В это самое время одна торговая фирма, связанная деловыми отношениями с Востоком, выпустила в продажу маленькие бумажные цветы, которые распускались, соприкоснувшись с водой. А так как после еды было принято пользоваться чашами для ополаскивания рук, новинка пришлась как нельзя более кстати. Пестрые цветочки плавали и скользили по поверхности спокойных озер, а иногда, размокнув, тонули и лежали камушками на стеклянном дне. За их судьбой следили внимательные прелестные глаза. Изобретение, которое приводит к союзам сердец и образованию семей, смело можно назвать великим. А ведь именно это и делали бумажные цветы.

Разумеется, не следует думать, что они вытеснили цветы живые. Розы, лилии и, конечно, гвоздики, выглядывая из-за ободков ваз, наблюдали за яркой, но скоротечной жизнью своих искусственных собратьев. Это соображение высказал мистер Стюарт Ормонд, и оно было сочтено очаровательным, вследствие чего полгода спустя Китти Крастер вышла за мистера Ормонда замуж. Но без живых цветов никак не обойтись. Если бы только это удавалось, жизнь человеческая была бы совсем иной. Ведь цветы вянут, особенно хризантемы: вечером выглядят прекрасно, а наутро — желтые, поникшие, смотреть невозможно. В общем, хоть цена, конечно, немыслимая, гвоздики выгоднее всего; единственное, что все-таки непонятно — следует ли скреплять их проволокой. В некоторых магазинах советуют это делать. На балу, естественно, нет другого способа их сохранить, но нужно ли так поступать, когда устраиваешь прием, если в комнатах не очень жарко, — вопрос спорный. Старая миссис Темпл говаривала, что лучше всего взять лист плюща — одного достаточно — и бросить в вазу. Она уверяла, что он целую неделю не дает воде застаиваться. Но есть некоторые основания полагать, что старая миссис Темпл ошибалась.

Визитные карточки, однако, с выгравированными на них именами, представляют собой проблему еще более серьезную, нежели цветы. Из-за них истоптано больше конских ног, истрачено больше кучерских жизней и изведено больше прекрасного послеполуденного времени, чем нам потребовалось, чтобы выиграть битву при Ватерлоо и вдобавок за это поплатиться. Безобразные эти карточки — источник такого же числа роковых отсрочек, бедствий и тревог, как и сама битва. Бывает, миссис Бо-нем только что вышла, в другой раз она, наоборот, дома. Но даже если от визитных карточек когда-нибудь откажутся, хотя непохоже, все равно останутся необузданные силы, которые ураганами врываются в жизнь, губят утреннее прилежание и возмущают спокойствие полуденных часов, — это, конечно, портнихи и кондитерские магазины. На платье нужно шесть ярдов шелка, но если необходимо выбрать из шестисот фасонов, да еще из тысячи расцветок? И в ту же секунду надо срочно решить, как быть с пудингом с розочками из зеленого крема и бортиками из миндальной пастилы. Его должны были доставить — и не доставили.

По небу мягко, как красно-желтые фламинго, скользили вечерние часы. И неизменно их крылья погружались в полную темноту, например, в Ноттинг-хилле или в окрестностях Клеркенуэлла. Неудивительно, что итальянский язык так и оставался тайной за семью печатями, а рояль всегда играл одну и ту же сонату. Для того чтобы приобрести резиновые чулки для миссис Пейдж, вдовы шестидесяти трех лет, которая получает пятишиллинговое пособие для неимущих и то немногое, чем может помочь ей единственный сын, работающий в красильне мсье Маки и в холодную погоду страдающий грудной болезнью, приходилось писать письма и заполнять колонки тем же круглым разборчивым почерком, которым в дневнике, выпущенном мистером Леттсом, было написано, что погода стоит чудесная, дети — безобразники, а Джейкоб Фландерс — человек несветский. Клара Даррант раздобывала чулки, играла сонату, ставила цветы в вазу, занималась пудингом, оставляла визитные карточки, а когда появилось великое изобретение — бумажные цветы, плавающие в чашах для ополаскивания рук, — была одной из тех, кто особенно восхищался их недолгой жизнью.

Нашлись и поэты, отметившие это событие. Например, Эдвин Маллет написал стихи, которые кончались:

Прочесть ответ во взгляде Хлои,

и которые заставили Клару покраснеть при первом чтении и рассмеяться при втором, потому что это было так похоже на Эдвина — назвать ее Хлоей, когда ее зовут Клара. Эдвин такой смешной! Но когда в одиннадцатом часу дождливого утра Эдвин Маллет принес свою жизнь к ее ногам, она выбежала из комнаты и заперлась в спальне, и Тимоти все утро не мог работать из-за ее рыданий.

— Вот что бывает, когда слишком много развлекаешься, — сурово сказала миссис Даррант, просматривая ее бальную книжечку, всю исчирканную одними и теми же инициалами — на сей раз, правда, другими, Р. Б. вместо Э. М., теперь это был Ричард Бонами, молодой человек с носом как у Веллингтона.

— Но я никогда не выйду замуж за человека, у которого такой нос, — сказала Клара.

— Чушь, — отрезала миссис Даррант. — «Однако я, наверное, чересчур строга», — подумала она про себя. Потому что Клара, потеряв всю свою веселость, разорвала бальную книжечку и бросила ее в камин.

Вот какие серьезные последствия имело изобретение бумажных цветов, плавающих в чашах.

— Пожалуйста, — сказала Джулия Элиот, занимая место у шторы почти напротив входа, — не знакомьте меня ни с кем. Я люблю быть зрителем. Самое занятное, — продолжала она, обращаясь к мистеру Салвину, которому из-за его хромоты поставили кресло, — самое занятное на вечере — наблюдать за людьми, как они приходят, уходят, приходят, уходят…

— Прошлый раз мы с вами встречались, — произнес мистер Салвин, — у Фаркуаров. Вот бедняжка, а? С чем только ей приходится мириться!

— Правда, очаровательна? — воскликнула мисс Элиот, когда Клара Даррант проходила мимо них.

— А кто из них?.. — спросил мистер Салвин, понижая голос и принимая шутливый тон.