Малость чересчур! Да он сейчас еще приплатил бы, чтобы кто-нибудь его пнул. Что касается троих верных друзей несостоявшегося женоубийцы, которые сломали констеблю нос, — выйди они сейчас из-за угла, он обрадовался бы им, как родным братьям.
А Баттерси-парк-роуд все дремала на солнышке — спокойная, интеллектуальная, законопослушная.
Знакомый рассказывал, что в одной из этих квартир когда-то произошло убийство. Констебль Плиммер ему не поверил. Среди здешних устриц с жидкой кровью если кто в своей жизни хоть муху прихлопнул, так и того много. Даже и говорить смешно! Будь они способны на убийство, давно бы убили Альфа Брукса.
Констебль Плиммер остановился посреди дороги, с обидой глядя на сонные дома.
— Гр-р-р! — прорычал он и пнул ногой тротуар.
И в этот самый миг на балконе второго этажа появилась женщина — немолодая, востроносая. Она замахала руками и завопила:
— Полисмен! Сюда! Идите сюда скорее!
Констебль Плиммер бегом взбежал по лестнице. В мозгу бились вопросы. Убийство? Едва ли. Иначе она бы сразу сказала. Такая не станет держать про себя важную новость. Ну и ладно, все-таки хоть какое-то происшествие. За время службы в Баттерси Эдвард Плиммер научился ценить маленькие подарки судьбы. Пьяный муж все же лучше, чем ничего. Его по крайней мере отмутузить можно.
Востроносая женщина ждала у двери. Констебль вошел вместе с ней в квартиру.
— В чем дело, мэм?
— Кража! Оказывается, наша кухарка ворует!
Хозяйка квартиры была заметно взбудоражена, а вот констебль Плиммер чувствовал только разочарование. Он преклонялся перед прекрасным полом и терпеть не мог арестовывать женщин. Более того, когда готов с тоски броситься в бой против анархистов с бомбами, возня по поводу мелкой кражи только растравляет душу. Но долг есть долг. Констебль вытащил из кармана блокнот.
— Она у себя в комнате. Я ее заперла. Я знаю, что она взяла мою брошку. У нас и раньше пропадали деньги. Обыщите ее!
— Никак нельзя, мэм. В участке есть женщина-полицейский.
— Тогда обыщите ее сундучок!
Невысокий лысый нервный человечек в очках выскочил, словно из засады. Собственно, он все время стоял возле книжного шкафа. Просто он был из тех, кого не замечают, пока они не пошевелятся и не заговорят.
— Э-э… Джейн…
— Да, Генри?
Человечек сделал движение, как будто что-то проглотил.
— Я… я тут подумал… может быть, ты зря обвиняешь Эллен. Что касается денег… возможно… — Он жутковато улыбнулся и обратился к полицейскому: — Э-э… констебль… должен вам сказать, что моя жена… гм… ведает семейными финансами, и, возможно, я, в минуту рассеянности…
— Генри, значит, это ты брал мои деньги?
— Дорогая, просто, может быть, так получилось, когда тебя не было дома…
— Часто?
Человечек ощутимо вздрогнул. Его совесть понемногу сдавала позиции.
— Ну что ты, не часто.
— Один раз? Или больше?
Совесть пустилась наутек. Человечек отказался от борьбы.
— Нет, нет, не больше. Безусловно, не больше одного раза.
— И одного раза не надо было так делать! Мы с тобой еще об этом поговорим. Но факт остается фактом: Эллен — воровка. Я раз десять недосчитывалась наличных. А потом, брошка… За мной, констебль!
Констебль пошел за ней. Лицо его напоминало маску. Он знал, кто ждет за запертой дверью в конце коридора. Но долг приказывал пыжиться, и он пыжился.
Она сидела на кровати, одетая как для выхода на улицу. Сегодня ей полагался свободный вечер, сообщила востроносая хозяйка, прибавив, что вовремя обнаружила пропажу брошки исключительно чудом.
Эллен была бледна и смотрела затравленно.
— Дрянная девчонка, где моя брошь?!
Она молча протянула руку. Брошка лежала на ладони.
— Видите, констебль?
— Я не украла… Я на время взяла, поносить. Я бы ее потом положила обратно.
— Чепуха какая! Взяла поносить! Для чего бы это?
— Для… для красоты…
Хозяйка отрывисто рассмеялась. Констебль Плиммер стоял с деревянным лицом.
— А деньги у меня пропадали? Тоже на время?
— Денег я не брала!
— Что же они, сами собой исчезли? Констебль, ведите ее в участок!
Констебль Плиммер поднял тяжелый взгляд.
— Вы предъявляете обвинение, мэм?
— Господи Боже! Конечно, я предъявляю обвинение. А для чего еще я вас сюда позвала?
— Пройдемте, мисс, — сказал констебль Плиммер.
На улице весело светило солнышко. Был тот час, когда детишки выходят погулять со своими няньками, и в зеленой чащобе парка раздавались веселые голоса. Кошка, потягиваясь на солнцепеке, повела вслед двоим прохожим ленивым и довольным глазом.
Они шли молча. У констебля Плиммера были жесткие взгляды насчет того, как подобает и как не подобает вести себя полицейскому на дежурстве; он всегда двигался отрешенно, словно машина. Иногда это бывало трудно, но он старался. Он шагал вперед, выпятив подбородок, и упорно отводил глаза. А рядом с ним…
По крайней мере она не плакала. Это уже кое-что.
За углом, ослепительно прекрасный в легком фланелевом костюме, украшенный сверху и снизу новой соломенной шляпой и самыми желтыми туфлями в юго-западной части Лондона, завитой и надушенный, словно принц, стоял Альф Брукс. Он чувствовал себя слегка задетым. Понимать же надо, сказал: в три часа — значит, в три. А сейчас четверть четвертого, а она до сих пор не появилась. Альф Брукс нетерпеливо ругнулся, и в голове у него мелькнула мысль, мелькавшая там уже не в первый раз: что на Эллен Браун свет клином не сошелся.
— Если через пять минут не придет…
В этот миг Эллен Браун показалась из-за угла, да не одна, а с сопровождением.
В первый миг зрелище повергло Альфа в злобу. Девушки, которые заставляют человека дожидаться, а сами тем временем якшаются с полицейскими, для него не существуют! Пускай усвоят это раз и навсегда, а уж у него выбор всегда найдется.
Тут его словно пронзило электрическим током, взор заволокло туманом, и мир заплясал перед глазами. Полицейский был при форменном ремне — то есть находился на дежурстве. А лицо у Эллен было совсем не как у девушки, которая прогуливается с констеблем развлечения ради.
Сердце Альфа Брукса остановилось и тут же пустилось в галоп. Щеки густо покраснели. Челюсть отвисла, а по позвоночнику пробежала горячая волна.
— Ого!
Пальцы Альфа вцепились в воротник.
— Ну и дела!
Молочника обдало жаром с головы до ног.