— Как это было бы мило… — пробормотал Коннор Стоулл.
Кларисса схватилась за нож.
— Может быть, мне стоит обратиться к мистеру Д…
— Как вам известно, — прервал ее Хирон (говорил он теперь слегка раздраженным тоном), — наш директор Дионис занят войной. Его нельзя беспокоить такими вещами.
— Понятно, — сказала Кларисса. — А старосты? Кто-нибудь из вас поддержит меня?
Теперь уже никто не улыбался. Все избегали встречаться с Клариссой взглядом.
— Отлично! — Кларисса повернулась к Силене. — Извини. Я не хотела ввязываться в это, когда у тебя такая утрата… приношу свои извинения. Но только тебе. И больше никому!
Силена, казалось, не слышала ее слов.
Кларисса швырнула нож на теннисный стол.
— Вам всем придется вести эту войну без Ареса. Пока я не получу удовлетворения, никто из моего домика и пальцем не пошевелит. Желаю вам приятной смерти!
Члены совета были слишком ошарашены и ничего не ответили Клариссе, которая вихрем вылетела из помещения.
Наконец Майкл Ю проговорил:
— Ну и слава богам.
— Ты шутишь?! — взвилась Кати Гарднер. — Это же настоящий кошмар для нас!
— Да она это так… пустая болтовня, — сказал Тревис. — Разве нет?
— Ее обидели. — Хирон вздохнул. — В конечном счете она успокоится.
Голос его, однако, звучал не очень убедительно.
Я хотел спросить, с какого это рожна Кларисса так взбесилась, но когда я посмотрел на Аннабет, она одними губами сказала: «Я тебе объясню попозже».
— Ну а теперь, члены совета, прошу вас. Перси принес кое-что, о чем, я думаю, вы должны узнать. Перси — великое пророчество.
Аннабет протянула мне пергамент. Он был сухой и ветхий на ощупь. Я принялся неумело развязывать шнурок, потом развернул свиток, стараясь не порвать его, и начал читать:
Полукровка быков старейших…
— Эй, Перси, — прервала меня Аннабет. — Там написано богов, а не быков!
— Да-да, — пробормотал я.
У полубогов есть эта слабость — они не умеют толком читать, и иногда меня это здорово достает. Чем больше я нервничаю, тем хуже читаю.
Полукровка старейших богов на свете —
Он доживет до шестнадцатилетья…
Я запнулся, глядя на следующие строки. Пальцы у меня похолодели, словно я держал лед, а не пергамент.
Мир погрузится в сон, будто пьяный,
Душу героя возьмет клинок окаянный.
Я вдруг почувствовал, что Анаклузмос в моем кармане словно бы потяжелел. Окаянный клинок? Хирон как-то говорил мне, что Анаклузмос многих людей поверг в скорбь. Возможно ли, чтобы собственный меч меня же и убил? И как это мир погрузится в беспробудный сон, если только этот сон не есть смерть?
— Перси, — вывел меня из раздумий Хирон. — Дочитай до конца.
У меня рот был словно набит песком, но я дочитал две последние строки.
И ждет его конец, когда он сделает выбор,
Спасая Олимп или обруб…
— Обрекая, — мягко поправила меня Аннабет. — Обрекать — значит предназначать для какой-либо участи.
— Знаю я, что такое «обрекать», — проворчал я.
Спасая Олимп или обрекая на гибель.
Присутствующие погрузились в молчание.
— Гибель мне не нравится, — наконец отозвался Коннор Стоулл.
— Гибель… — повторила Силена. Голос ее звучал необычно глухо. — Гибель значит «смерть», «уничтожение».
— Аннигиляция, — вступила Аннабет. — Прекращение существования. Крах.
— Ясней ясного. — Сердце у меня словно налилось свинцом. — Спасибо за объяснение.
Все смотрели на меня — с сочувствием, жалостью и, может быть, даже немного со страхом.
Хирон закрыл глаза, словно произнося молитву. В своей лошадиной ипостаси он был таким высоким, что голова его почти касалась светильников на потолке зала.
— Теперь ты понимаешь, Перси, почему мы решили хранить от тебя в тайне последнюю часть пророчества. Ты и без того нес немалый груз на своих плечах…
— Так или иначе, я в конце концов должен был умереть, даже не зная об этом? Да, теперь ясно.
Хирон с печалью глядел на меня. Ему было за три тысячи лет, он видел гибель сотен героев. И пусть ему такие вещи не нравились, но он уже привык к этому. Он, вероятно, понимал, что утешать меня бессмысленно.
— Перси, — сказала Аннабет, — ты ведь знаешь, что пророчества можно толковать по-разному. Возможно, оно не говорит о том, что ты умрешь… в буквальном смысле.
— Конечно, — ухмыльнулся я. — «И ждет его конец, когда сделает он выбор». Большой простор для толкования.
— Может быть, нам удастся предотвратить это, — вмешался вдруг Джейк Мейсон. — Там сказано: «Душу героя возьмет клинок окаянный». Может, нам удастся найти этот окаянный клинок и уничтожить его. Может, тут речь идет о косе Кроноса?
Я об этом не подумал, но какая разница, о чем шла речь — об Анаклузмосе или косе Кроноса. В любом случае, я сильно сомневался, что мы сможем не дать этому пророчеству сбыться. Клинок должен был забрать мою душу. Вообще-то я бы хотел, чтобы моя душа оставалась при мне.
— Наверно, мы должны дать Перси возможность поразмыслить над этими строками, — предложил Хирон. — Ему нужно время…
— Нет. — Я сложил пергамент с пророчеством и засунул его в карман. Мне словно вожжа под хвост попала, и я злился, хотя на кого — одним богам известно. — Не нужно мне времени! Если я умру, так тому и быть. Что толку мне об этом беспокоиться. Разве нет?
Руки Аннабет немного дрожали. Она не могла поднять на меня глаза.
— Давайте продолжать, — сказал я. — У нас немало проблем. В лагере шпион.
Майкл Ю нахмурился.
— Шпион?
Я рассказал им о том, что случилось на «Принцессе Андромеде»: что Кроносу было известно о нашей экспедиции и как он пользовался серебряным браслетом с брелоком в виде косы, чтобы выходить на связь с кем-то в лагере.
Силена снова принялась плакать, и Аннабет обняла ее за плечи.
— Ну что ж, — неуверенно начал Коннор Стоулл, — мы уже давно подозревали, что у нас завелся шпион. Так? Кто-то постоянно передавал информацию Луке… вот пару лет назад сообщили, где находится золотое руно. Это должен быть кто-то знакомый с ним близко.
Он посмотрел на Аннабет. Она, конечно, знала Луку лучше, чем кто-либо другой, но Коннор тут же отвел взгляд.
— Ну, то есть я хочу сказать, это может быть кто угодно.
— Да. — Кати Гарднер насупилась, с подозрением глядя на братьев Стоулл. Они ей не нравились с того самого дня, как разукрасили соломенную крышу домика Деметры шоколадными пасхальными зайчиками. — Например, кто-нибудь из его родни.