— Есть ли у меня идеи? — переспросил Пэт. — Да у меня их сразу три — все новые и свежие, как утренняя роса.

— Кого планируешь на главную роль?

— Лизетту Стархейм, — сказал Пэт. — А режиссером будет Датч Уэггонер. Как тебе такой расклад?

III

— Я с вами на все сто процентов, — заявил Хэрмон Шейвер. — Давно мечтал заняться чем-нибудь этаким, сделать собственный фильм. — Он зычно гоготнул в манере, характерной для биржевых спекулянтов. — Черт возьми, это напоминает мне домашний цирк, который мы устраивали в детстве.

Они собрались в его офисе, стараясь не привлекать к себе внимания, словно заговорщики. Помимо Шейвера, здесь были Джефф Манфред, Уэггонер, мисс Стархейм и Пэт Хобби.

— Вам понравился этот сюжет, мисс Стархейм? — спросил Шейвер.

— По-моему, это здорово.

— А вам, мистер Уэггонер?

— Пока я знаком с ним только в общих чертах, — с обычной для режиссеров осторожностью высказался Уэггонер, — но задумка выглядит многообещающе. — Он подмигнул Пэту. — Я и не знал, что старый бродяга еще способен на такое.

Пэт сиял от гордости. Джефф Манфред тоже был в приподнятом настроении, однако ликовать не спешил.

— Важно, чтобы никто не проговорился раньше времени, — сказал он. — Боссы легко могут задавить проект в зародыше. А вот через неделю, когда у нас уже будет готовый сценарий, мы поставим их перед фактом.

— Согласен, — сказал Шейвер. — У них на студии все схвачено, я не доверяю даже собственным секретарям — сегодня отправил их на скачки.

По возвращении в свой кабинет Пэт застал там посыльного Эрика, даже не подозревавшего, что он является осью, вокруг которой начало раскручиваться большое дело.

— Как тебе мои сюжеты? — спросил Эрик.

— Неплохо, совсем неплохо, — ответил Пэт с притворной небрежностью.

— Ты обещал накинуть побольше за новые идеи.

— Имей совесть! — обиделся Пэт. — Когда это посыльным платили по семьдесят пять баксов в неделю?

— А когда это посыльные придумывали сюжеты фильмов?

Пэт быстро подсчитал в уме. До сей поры с двух сотен в неделю, выделяемых Джеффом из своего кармана на проработку сюжета, Пэт взимал комиссионные в размере шестидесяти процентов.

— Ладно, подниму до сотни, — пообещал он. — А сейчас выйди со студии и жди меня перед входом в бар Бенни.

…Когда Пэт объявился в больничной палате, Эстелла Хобби Девлин даже попыталась подняться с постели ему навстречу — настолько ее впечатлил этот нежданный визит.

— Я так рада, что ты заглянул, Пэт! — сказала она. — Очень мило с твоей стороны! Ты получил мою записку?

— Забудем об этом, — пробурчал Пэт.

Эта жена ему никогда не нравилась. Поначалу она слишком сильно его любила, пока вдруг не обнаружила, что как любовник он оставляет желать лучшего. В ее присутствии он чувствовал себя неполноценным.

— У меня снаружи один парнишка, — сообщил он.

— А он тут при чем?

— Я подумал, что тебе здесь нечем заняться и ты возможно, захочешь чем-то отплатить мне за все это добро… — Широким взмахом он обвел голые стены палаты. — Когда-то ты писала классные сценарии. Как полагаешь, если я притащу сюда пишущую машинку, ты смогла бы разложить по полочкам один весьма недурной сюжет?

— Ну… смогу, наверное.

— Учти, это секрет. Мы не можем доверять никому на студии.

— Понятно, — сказала она.

— Тогда я позову этого парня, и он расскажет тебе идею. А мне пора на совещание.

— Хорошо… и, Пэт, — ты ведь заглянешь ко мне еще?

— Конечно загляну.

Однако больше он с ней видеться не собирался. Не любил он все эти юдоли скорби, ибо сам пребывал в таковой. Но отныне с нищетой и бедами покончено. Энергия и сила — вот что его привлекало отныне; и этим вечером он вел Лизетту Стархейм в цирк на состязания борцов.

IV

Хэрмон Шейвер про себя называл подготовленное мероприятие «вечеринкой с сюрпризом». Намереваясь поставить больших боссов перед свершившимся фактом, он собрал всю честную компанию в своем офисе, а потом позвонил Левиню и попросил его прийти немедленно.

— Зачем это? — спросил Левинь. — По телефону сказать не можете? У меня сейчас дел по горло.

Такое высокомерно-пренебрежительное отношение бесило Шейвера, который представлял в Голливуде интересы акционеров с восточного побережья страны.

— Не так уж много я прошу, — сказал он резко. — Хватит того, что я позволяю вашей братии хихикать за моей спиной и держать меня в стороне от всех дел. Но теперь у меня появилось серьезное предложение, и я хочу, чтобы вы пришли сюда для разговора.

— Ну хорошо, иду.

При виде новообразованной съемочной группы Левинь удивленно вскинул брови, но не сказал ни слова и сел в кресло, опустив глаза и — словно в раздумьях — прикрыв ладонью нижнюю часть лица.

Мистер Шейвер вылез из-за стола и разразился потоком слов, копившихся в нем на протяжении нескольких месяцев. В общем и целом суть его речи сводилась к следующему: «Вы долго не допускали меня к вашим киношным играм, но теперь я начинаю свою игру». Затем он кивнул Джеффу Манфреду — тот открыл сценарий и начал читать вслух. На чтение ушел час, и все это время Левинь сидел молча и неподвижно.

— Вот вам, пожалуйста, — торжествующе подытожил Шейвер. — Если у вас нет возражений, я предлагаю подготовить смету и приступать к съемкам. Поддержку своих акционеров я гарантирую.

Левинь наконец-то подал голос:

— Вам понравился этот сценарий, мисс Стархейм?

— По-моему, это здорово.

— И на каком языке вы собираетесь играть свою роль?

К общему удивлению, мисс Стархейм поднялась на ноги.

— Мне пора идти, — произнесла она со своим легким, приятным акцентом.

— Сядьте и отвечайте на мой вопрос, — приказал ей Левинь. — На каком языке вы собираетесь играть эту роль?

Глаза мисс Стархейм наполнились слезами.

— Йесли имей карош настафник, ихь канн йетта роль гут шпилен, — пролепетала она.

— При этом сценарий вам понравился, верно?

Она замешкалась, прежде чем повторить:

— По-моему, это здорово.

Левинь обратился к остальным присутствующим.

— Мисс Стархейм находится здесь вот уже восемь месяцев, — сказал он. — С ней занимались три преподавателя. И за все это время — если только в последние три недели не случились какие-то подвижки — она освоила всего три фразы: «Как поживаете?», «По-моему, это здорово» и «Мне пора идти». Мисс Стархейм глупа как пробка — я ничуть не оскорбляю ее этими словами, поскольку она все равно не понимает их смысл. Вот она — ваша кинозвезда.