Едва он заговорил, стало ясно, что он ошибочно понял произошедшее.
– Было бы разумнее, сэр, – сказал он с легким упреком, – спрятать ее в более подходящем месте.
Я потряс головой. Кажется, даже усмехнулся – конечно же, кривой усмешкой. Мой острый ум позволил мне проникнуть в самую глубину события.
– Это не я, Дживс. Это Стиффи.
– Простите, сэр?
– Не моя рука положила эту каску в чемодан, а рука Стиффи Бинг. Каска была в ее комнате. Она боялась, что комнату начнут обыскивать, и хотела спрятать каску в надежном месте. Надежным местом она сочла мою комнату.
Я вздохнул.
– Никогда не думал, что у девушки может быть такой сатанинский ум, что скажете, Дживс?
– Действительно, сэр, эта молодая особа порой совершает эксцентричные поступки.
– Эксцентричные? Да ей самое место в сумасшедшем доме, примут с распростертыми объятиями, под гром фанфар и барабанный бой. Чем больше я размышляю об этой злокозненной козявке, тем сильнее моя душа содрогается от ужаса. А если заглянешь в будущее, и вовсе не хочется жить. Нужно смотреть правде в глаза, Дживс: Стиффи, это примитивнейшее одноклеточное существо, собирается замуж за преподобного Г. П. Пинкера, слабоумного олигофрена, и нет никаких оснований надеяться – эту горькую правду тоже следует признать, – что небо благословит их союз. Конечно, очень скоро их дом заполнится топотом маленьких ножек, как принято говорить. Но невольно задаешь себе вопрос: а не подвергнется ли опасности жизнь каждого, кто окажется поблизости от этих ножек, ведь они унаследуют психическую неполноценность и родителя, и родительницы, это мы тоже вынуждены признать. Дживс, я с безмерным состраданием думаю о няньках, гувернантках, учителях частных школ и преподавателях университетов, которые с теплотой и любовью примут на себя заботу об отпрысках Стефани Бинг и Гарольда Пинкера, не подозревая, что это не дети, а настоящие изверги. Конечно, это чрезвычайно интересный предмет, но непосредственного отношения к делу не имеет, – продолжал я, оставив тему, которую развивал. – Глядя на эту каску и зная, что в любую минуту к нам может нагрянуть комический дуэт Оутс и Бассет, мы должны что-то предпринять. У вас есть идеи?
– Пока нет, сэр. Не так легко найти надежное укрытие для столь громоздкого предмета.
– Вот именно. Эта гадость просто как бельмо на глазу.
– Она, безусловно, привлекает к себе внимание, сэр.
– Еще бы. Те, кто моделировал для полицейского Оутса каску, не зря трудились. Им хотелось увенчать его башку чем-то внушительным, и это блестяще удалось. Это не какая-нибудь нашлепка на макушку, а настоящий котел, его в самых непролазных джунглях не спрячешь. Ну ладно, посмотрим, чего можно добиться с помощью такта и обходительности. Полагаю, они с минуты на минуту пожалуют. Ага, вот и рука Судьбы, Дживс, если чутье меня не подвело.
Но я ошибся, решив, что в комнату постучал сэр Уоткин Бассет. За дверью раздался голосок Стиффи:
– Берти, впустите меня.
Если мне кого-то и хотелось видеть, то именно ее, но я не спешил распахнуть перед ней двери. Из соображений осторожности надо было предварительно задать несколько вопросов.
– Ваш мерзкий пес с вами?
– Нет. Дворецкий повел его выгулять.
– В таком случае можете войти.
Она вошла и увидела, что Бертрам Вустер стоит перед ней сложив руки на груди и смотрит прямо в глаза суровым взглядом. Однако она как будто не заметила моего грозного вида.
– Берти, дорогой...
Она осеклась, услышав вполне звериный рык, который издал Бертрам Вустер.
– Забудьте это ваше "Берти, дорогой", барышня. У меня к вам только один вопрос: это вы положили каску в мой чемодан?
– Конечно, я. Об этом я и пришла поговорить с вами. Вы помните, я хотела найти надежное место. Так вот, я долго думала, и вдруг меня осенило.
– А теперь меня осенило.
Видно, мой ядовитый тон удивил ее. Она захлопала глазками – такая милая маленькая девочка.
– Но ведь вы не возражаете. Берти, дорогой?
– Ха!
– Но почему? Я думала, вы обрадуетесь, что смогли меня выручить.
– Ну просто на седьмое небо вознесусь от счастья. -Я жалил ее вовсю.
– Я не могла рисковать – а вдруг дядя Уоткин найдет ее в моей комнате.
– Вы предпочитаете, чтобы он нашел ее в моей?
– Почему вы так говорите? Не придет же он обыскивать вашу комнату.
– Вы так считаете?
– Еще бы. Ведь вы – его гость.
– И вы думаете, это его удержит? – Я сардонически усмехнулся. – Вы приписываете этой болотной чуме деликатность и уважение к законам гостеприимства, о которых он сроду и не слыхивал. Он обязательно явится ко мне с обыском, можете быть уверены. Если его нет до сих пор, то по одной-единственной причине: он все еще охотится за Гасси.
– Вы сказали – за Гасси?
– Носится по дому как сумасшедший, да еще с арапником. Но ведь не может он рыскать до бесконечности, рано или поздно устанет и тогда припожалует к нам, вкупе со сворой ищеек и вооруженный лупой.
Наконец она прониклась серьезностью положения. От страха пискнула, глаза увеличились до размера глубоких тарелок.
– Боже мой. Берти, наверное, я вас здорово подставила.
– Это еще слабо сказано.
– И зачем я только велела Гарольду стащить каску. Очень глупо с моей стороны, я и сама признаю. Но даже если дядя Уоткин придет сюда и найдет ее, ничего страшного не случится, правда?
– Вы слышали, Дживс?
– Да, сэр.
– Я тоже слышал. Так, так. Вам кажется, ничего страшного?
– Я хотела сказать, ваша репутация не очень пострадает, верно? Всем известно, что вы не можете спокойно видеть каску полицейского, у вас руки чешутся ее стащить. Будет еще одна.
– Ха! А что позволяет вам предположить, мисс Бинг, что, когда этот варвар ворвется сюда, как волк в овчарню, я смиренно признаю вину и не возвещу правду... Дживс, как там дальше?
– Всему подлунному миру, сэр.
– Благодарю вас, Дживс. Почему вы считаете, что я смиренно признаю вину и не возвещу правду всему подлунному миру?
Вот не думал, что ее глаза способны увеличиться, однако ж увеличились, и заметно. Она снова испуганно пискнула, да так громко, что вернее будет сказать – взвизгнула.
– Но как же так, Берти!
– Что – как же так?
– Берти, послушайте!