Персефона взмахнула рукой. Лук и стрелы снова обрели свой обычный вид.
— А теперь сядь и слушай меня. Меч пока не покинул Царство мертвых. Повелитель Аид с помощью оставшихся у него ключей запечатал подземный мир. Ничто не может ни выйти, ни войти, пока он не отыщет меч, а он использует все свои возможности, чтобы обнаружить похитителя. Талия неохотно села.
— Тогда зачем тебе нужны мы?
— Поиски меча — дело необычное. Мы заперли царство, но не сообщили, почему сделали это. К тому же слуги Аида не могут быть задействованы в поисках. Им нельзя знать о существовании меча, пока его изготовление не завершено. И уж конечно, им нельзя сообщить о том, что меч пропал.
— Если они решат, что Аид попал в беду, то могут бросить его, — высказал предположение Нико. — Бросить и присоединиться к титанам.
Персефона не ответила, но если у богинь бывает взвинченный вид, то именно такой вид и был у супруги Аида.
— Украл его, вероятно, полубог. Ни один бессмертный не может красть напрямую у другого бессмертного. Даже Кронос должен подчиняться древним законам. Где-то здесь у него есть его сторонник. И чтобы поймать полукровку, мы воспользуемся услугами трех других полубогов…
— Но почему мы? — спросил я.
— Вы — дети трех главнейших богов. Кто сможет противостоять вашим объединенным усилиям? И потом, когда вы вернете меч Аида, то пошлете сообщение на Олимп. Зевс и Посейдон не будут возражать против того, чтобы Аид получил новое оружие, если ему вручат его их собственные дети. Это продемонстрирует ваше доверие к Аиду.
— Но я ему не доверяю, — отрезала Талия.
— И я тоже, — согласился я. — С чего это мы должны стараться ради Аида? И уже тем более снабжать его супероружием? Правильно я говорю, Нико?
Нико уперся взглядом в стол. Его пальцы выстукивали дробь по рукояти стигийского меча.
— Ну ведь верно, Нико? — подсказал ему я.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы перевести взгляд на меня.
— Я должен это сделать, Перси. Он мой отец.
— Ни в коем случае, — возразила Талия. — Не можешь же ты считать, что это хорошая затея!
— А ты предпочтешь, чтобы меч оказался в руках Кроноса?
Да, это был веский аргумент.
— Время уходит, — напомнила Персефона. — У похитителя меча в Царстве мертвых могут быть сообщники, и он будет искать выход отсюда.
Я нахмурился.
— Ты вроде бы сказала, что Царство мертвых заперто?
— Ни одна тюрьма не бывает неприступной, даже Царство мертвых. Души всегда находят новые пути отсюда быстрее, чем Аид успевает их запереть. Вы должны вернуть меч, прежде чем он покинет наше царство. Иначе все пропало.
— Даже если бы мы согласились, — проворчала Талия, — то как мы найдем похитителя?
На столе появилось растение в горшке — хилая желтая гвоздичка с несколькими зелеными листочками. Цветок скособочился, словно пытался найти хотя бы лучик солнца.
— Он будет указывать вам направление, — сказала богиня.
— Волшебная гвоздика?
— Этот цветок всегда поворачивается в сторону вора. Если ваша добыча начнет приближаться к выходу из Царства мертвых, то лепестки станут опадать.
И, словно услышав ее, один желтый лепесток посерел и, порхая, упал на землю.
— Если лепестки опадут, цветок умрет, — заключила Персефона. — Это будет означать, что вор добрался до выхода, а вы упустили его.
Я посмотрел на Талию. Ей вся эта затея с поисками вора с помощью цветка, похоже, не улыбалась. Потом я взглянул на Нико. И, к сожалению, увидел на его лице знакомое выражение. Я хорошо помнил это желание — сделать так, чтобы твой отец гордился тобой, даже если этого отца трудно полюбить. В данном случае — по-настоящему трудно.
Нико должен был это сделать — с нами или без нас. И я не мог отпустить его одного.
— Одно условие, — сказал я Персефоне. — Аид должен поклясться водами реки Стикс, что он никогда не поднимет этот меч против других богов.
Богиня пожала плечами.
— Я ведь не владыка Аид. Но я уверена, что он это сделает — в качестве платы за вашу помощь.
С гвоздики упал еще один лепесток.
Я повернулся к Талии:
— Пока ты будешь сражаться с вором, я подержу цветок. Договорились?
— Отлично, — вздохнула она. — Ну, пошли, найдем этого клоуна.
Царство мертвых не слишком соответствовало духу наступающего Рождества. Мы топали по дворцовой дороге в Поля асфоделей, и все было почти как в мое прошлое посещение, то есть сильно действовало на нервы. Куда ни кинешь взгляд — желтая трава и чахлые черные тополя. Между холмами бесцельно двигались какие-то тени, они приходили из ниоткуда и уходили в никуда, болтали друг с другом, пытаясь вспомнить, кем они были при жизни. Высоко над нами отливал чернотой свод подземелья.
Я нес горшок с гвоздикой и чувствовал себя из-за этого очень глупо. Нико шел впереди, потому что его меч мог рассеять любую толпу мертвецов. Талия всю дорогу ворчала, что не стоило ей отправляться на дело с парой мальчишек.
— Тебе не показалась, что Персефона немного взвинчена? — спросил я.
Нико продрался через сборище призраков, разогнав их стигийской сталью.
— Она всегда себя так ведет, когда я появляюсь. Она меня ненавидит.
— Тогда почему она тебя включила в этот поиск?
— Вероятно, идея моего папочки.
Мне показалось, что он говорит искренне, но уверен я не был.
Странно, что Аид сам не обратился к нам. Если этот меч был для него так важен, то почему он предоставил вести разговор Персефоне? Обычно повелитель мертвых предпочитал лично припугнуть полукровок.
Нико пробирался вперед. Какой бы многочисленной ни была толпа на Полях асфоделей (а если вы когда-нибудь видели Таймс-сквер в канун Нового года, то у вас есть представление о том, что такое многочисленная толпа), духи расступались перед ним.
— Он умеет разбираться с зомби, — признала его способности Талия. — Пожалуй, когда в следующий раз пойду в супермаркет, возьму его с собой.
Она крепко сжимала в руках лук, словно опасаясь, что тот снова превратится в жимолость. Талия почти не повзрослела по сравнению с прошлым годом, и мне вдруг пришло в голову, что она навсегда останется такой, теперь, когда она стала охотницей. Это означало, что я старше ее. Чудно.
— Ну, — сказал я, — как это тебе — быть бессмертной?
Она закатила глаза.
— Это не полное бессмертие, Перси. Ты же знаешь. Мы по-прежнему можем погибать в бою. Просто мы… никогда не стареем и не болеем, а значит, живем вечно, если нас не разорвут на части какие-нибудь монстры.