Почему на левом фланге?
— Потому что Аннабет хотела, чтобы я пошел на правый, — сказал я Бекендорфу, — а это значит, что она не хочет, чтобы мы шли на левый.
Бекендорф кивнул.
— Ну, давай за дело!
Он разработал для нас двоих секретное оружие — хамелеонские бронзовые доспехи. Если мы стояли перед скалой, то наши нагрудники, шлемы и щиты становились серыми. Если мы стояли перед кустами, то металл зеленел. Это была не стопроцентная невидимость, но весьма хорошая маскировка, в особенности на расстоянии.
— Ты смотри не испорти их, — предупредил меня Бекендорф. — Знаешь, сколько я их ковал!
— Понял, капитан.
Бекендорф хмыкнул. Я видел, ему нравится, когда его называют капитаном.
Ребята Гефеста пожелали нам удачи, и мы незаметно скользнули в лес, а наши доспехи тут же обрели зеленовато-коричневатый цвет, сливаясь с деревьями.
Мы пересекли ручеек, который служил для команд границей между территориями. Издалека до нас донеслись звуки сражения — удары мечей о щиты. На мгновение мелькнула вспышка света от какого-то волшебного оружия, но мы никого не увидели.
— Что, никакой охраны на границе? — прошептал Бекендорф. — Странно.
— Они слишком самоуверенны, — высказал предположение я, но чувство тревоги меня не покидало.
Аннабет была великим стратегом. Уж она бы не допустила никаких дыр в обороне, даже если ее команда превосходила нас численностью.
Мы перешли на вражескую территорию. Я знал, что нам нужно торопиться, потому что наша команда играла в обороне, а это не могло длиться вечно. Ребят Аполлона рано или поздно сметут. Домик Ареса не остановишь такими глупостями, как стрелы из лука.
Мы крадучись пробирались мимо здоровенного дуба, и меня чуть удар не хватил, когда из ствола вдруг появилась девчоночья физиономия.
— Кыш! — воскликнула она и исчезла в коре.
— Дриады, — проворчал Бекендорф. — Они такие обидчивые.
— А вот и нет! — раздался приглушенный голос из дерева.
Мы пошли дальше. Трудно было сказать, где точно мы находимся. Некоторые ориентиры были хорошо заметны, но лес имел склонность смещаться. Видимо, духи природы проявляли беспокойство. Тропинки меняли направление. Деревья двигались.
Вдруг мы оказались на краю полянки. И я сразу понял, что мы влипли, как только увидел большой земляной холм.
— Бессмертный Гефест! — прошептал Бекендорф. — Муравейник!
Мне хотелось развернуться и пуститься наутек. Я никогда прежде не видел муравейников, но от ветеранов лагеря слышал всякие истории. Холм поднимался до верхушек деревьев — четыре этажа минимум. Его стенки были пронизаны туннелями, через которые выползали тысячи…
— Мирмеки, — пробормотал я.
Так греки называют муравьев, но это были не совсем муравьи, а твари намного крупнее. У любого бойца они вызвали бы сердечный приступ.
Размерами мирмеки вполне могли составить конкуренцию немецкой овчарке. Их панцири отливали кроваво-красным цветом. Глаза напоминали черные бусины. На ходу мирмеки щелкали острыми как бритва жвалами. Некоторые из них несли ветки. Другие — куски сырого мяса, откуда они взялись — мне и думать не хочется. Большинство тащило куски металла: старые доспехи, мечи, бронзовые тарелки, которые каким-то образом попали сюда из трапезной. Один из муравьев волок черный лакированный капот спортивного автомобиля.
— Они обожают сверкающий металл, — прошептал Бекендорф. — В особенности золото. Я думаю, у них в гнезде больше золота, чем в Форт-Ноксе. [2] — В голосе его послышалась завистливая нотка.
— Даже не думай об этом, — сказал я.
— Не буду, — пообещал он. — Давай-ка линять отсюда, пока…
Его глаза расширились.
Футах в пятидесяти от нас два муравья с трудом волокли в свое гнездо громадный кусок металла. Он был размером с холодильник, отливал бронзой и золотом, сбоку у него виднелись выпуклости и бороздки, а снизу торчал пучок проводов. Наконец муравьи перевернули эту штуковину, и я увидел ее спереди. Я аж задохнулся от изумления.
— Это же…
— Тихо! — Бекендорф потащил меня назад в кусты.
— Но это же…
— Голова дракона, — с ужасом сказал он. — Да. Я вижу.
Морда была длинная, размером с меня, пасть открыта, и в ней виднелись металлические зубы, похожие на акульи. На шкуре чередовалась золотая и бронзовая чешуя, вместо глаз — рубины размером с мой кулак. Голова была словно отрублена от тела, наверное, муравьи отгрызли ее своими жвалами. Провода обгорели и перепутались.
Голова эта, скорее всего, была тяжелая, потому что муравьи с трудом тягали ее — всего на несколько дюймов за один рывок.
— Если они дотащат ее до муравейника, им помогут другие муравьи, — сказал Бекендорф. — Мы должны их остановить.
— Что?! — изумился я. — Почему?
— Это знак от Гефеста. Идем!
Я не понял, что он имеет в виду, но я никогда не видел Бекендорфа таким решительным. Он побежал по краю полянки, его доспехи сразу же слились с листвой.
Я собирался последовать за ним, но тут мне в шею уперлось что-то острое и холодное.
— Сюрприз, — объявила Аннабет прямо у меня над ухом.
Наверное, на ней была ее волшебная бейсболка, потому что Аннабет оставалась совершенно невидимой.
Я попытался шевельнуться, но она сунула нож мне под подбородок. Из леса с обнаженным мечом появилась Силена. Ее доспехи Афродиты были розовыми и красными — под цвет одежды и косметики. Она напоминала Барби, вышедшую на тропу войны.
— Отличная работа, — похвалила она Аннабет.
Невидимая рука конфисковала мой меч. Аннабет сняла бейсболку и материализовалась прямо передо мной. На лице у нее сияла лукавая улыбка.
— Выслеживать мальчишек проще простого. Они шумят, как влюбленный Минотавр.
Щеки у меня загорелись. Я попытался вспомнить, не сказал ли перед этим чего-нибудь такого… Кто знает, давно ли Аннабет и Силена подслушивали?
— Ты военнопленный, — заявила Аннабет. — Сейчас захватим Бекендорфа и…
— Бекендорф!
На какую-то секунду я забыл о нем, а он так и продолжал бежать в направлении головы дракона, от которой его теперь отделяли футов сорок.
Он не заметил девчонок, не заметил и того, что меня нет рядом.
— Бежим туда! — выкрикнул я Аннабет.
Она потащила меня назад.
— Эй, пленный, ты куда это собрался?
— Смотри!
Она посмотрела на полянку и, кажется, только теперь поняла, где мы.