Подготовка закончилась, и ему не терпелось отправиться в путь. Где же эта девчонка, подумал он. Потом сказал себе: «Не заводись. Ты же сам говорил ей — торопиться незачем. Не нервничай». Но он нервничал и злился на себя.
— Вот и я. — Сестра возникла рядом. — Извини, что так долго. Наверное, ушла слишком далеко.
— Все нормально. — Ник встал. — Пошли. Ведерки приготовила?
— Да. С крышками.
Они пошли вниз, к речке. Ник внимательно оглядел и речку, и склон. Сестра наблюдала за ним. Ведерки она положила в один из мешков и несла на плече.
— Ты не берешь с собой удочку, Ник?
— Нет. Срежу, если мы будем рыбачить.
Он шагал впереди сестры на некотором расстоянии от берега, держа винтовку в одной руке. Уже охотился.
— Странная эта речка, — заметила его сестра.
— Это самая большая маленькая река из тех, что я видел, — ответил Ник.
— Для маленькой реки она глубокая и пугающая.
— Ее питают ключи. Она подмывает берега и размывает дно. И вода ужасно холодная, малышка. Потрогай.
— Ух! — воскликнула она. — Просто ледяная.
— Солнце ее немного прогревает, но не очень, — объяснил Ник. — Охотиться будем вдоль берега. Там дальше заросли ягодных кустов.
Они шли вдоль реки. Ник внимательно всматривался в берега. Увидел след норки и показал сестре. Им попались маленькие, с красным хохолком, корольки, которые охотились на насекомых и позволили юноше и девочке подойти очень близко, прежде чем быстро взлетели на кедр. Они видели кедровых свиристелей с удивительной раскраской крыльев и хвоста, летающих так неторопливо и величественно.
— Это самые красивые птицы, Ники, — восторженно выдохнула малышка. — Ничего красивее просто быть не может.
— Они похожи на твое лицо.
— Нет, Ники, не смейся. От одного только вида кедровых свиристелей я становлюсь такой гордой и счастливой, что на глаза наворачиваются слезы.
— Поднявшись в воздух, они действительно летят гордо и величественно, — согласился Ник.
Они пошли дальше, но внезапно Ник вскинул винтовку и выстрелил еще до того, как его сестра поняла, что он увидел. Потом она услышала, как большая птица мечется по земле, хлопая крыльями. Увидела, как Ник перезарядил винтовку и выстрелил еще дважды, и всякий раз слышала хлопанье крыльев в зарослях ивы. Потом большие коричневые птицы вылетели из зарослей, но одна не улетела, а села на иву и, склонив голову набок, смотрела вниз. Перья у нее на шее не топорщились, как у остальных птиц. Птица, смотревшая вниз с ивы, — прекрасная, откормленная, тяжелая, — выглядела так глупо и беспомощно со склоненной набок головой, что малышка, когда Ник медленно навел на нее винтовку, прошептала: «Нет, Ники, пожалуйста, не надо. Нам хватит».
— Хорошо, — кивнул Ник. — Ты хочешь подстрелить ее?
— Нет, Ники, нет.
Ник прошел в ивовые заросли, поднял трех куропаток, стукнул головами о рукоятку охотничьего ножа и положил на мох. Его сестра пощупала их, еще теплых, с толстой грудкой, красивым оперением.
— Подожди, скоро ты их попробуешь. — Ник светился от счастья.
— Сейчас мне их жаль, — призналась его сестра. — Они наслаждались этим утром так же, как мы.
Она посмотрела на куропатку, которая по-прежнему сидела на дереве.
— Она выглядит так глупо, когда смотрит вниз.
— В это время года индейцы называют их глупыми курами. После того как на них поохотятся, они умнеют. Перестают быть глупыми курами. Но эти уже не поумнеют. Это ивовые куропатки. Их можно отличить по перьевому воротнику на шее.
— Я надеюсь, что мы станем умными, — вздохнула его сестра. — Скажи ей, пусть улетит, Ники.
— Сама и скажи.
— Улетай, куропатка.
Птица не шевельнулась.
Ник поднял винтовку, а куропатка смотрела на него. Ник знал, что его сестра расстроится, если он пристрелит куропатку, поэтому щелкнул языком, но птица продолжала смотреть на него как зачарованная.
— Пожалуй, нам лучше не обращать на нее внимания, — предложил Ник.
— Извини, Ники. Она такая глупая.
— Подожди, пока мы их съедим. Ты поймешь, почему мы на них охотимся.
— Сезон охоты на них еще не открылся?
— Нет, конечно. Но они уже выросли, и никто, кроме нас, охотиться на них не будет. Я убью достаточно много виргинских филинов, а каждый из этих филинов убивает в день по одной куропатке. Они охотятся постоянно и убивают всех хороших птиц.
— Виргинский филин без труда убил бы эту куропатку, — кивнула его сестра. — Печалилась я напрасно. Тебе нужен мешок, чтобы нести их?
— Сначала я их освежую, а потом мы положим тушки в мешок, завернув в папоротник. И за ягодами идти отсюда уже недолго.
Они сели у большого кедра, Ник вспорол птицам брюшки, вытащил внутренности, отделил съедобные части, почистил и промыл в речке. Покончив с этим, пригладил перышки, каждую куропатку завернул в папоротник и положил в мешок из-под муки. Горловину завязал шелковой нитью и закинул мешок на плечо. Потом вернулся к реке и бросил в воду птичьи внутренности. Увидел, как большая форель вынырнула из воды и ухватила кусок птичьего легкого.
— Из внутренностей получилась бы хорошая приманка, — сказал он сестре, — но сейчас приманка нам не нужна. Форели в реке сколько хочешь, и мы поймаем ее, когда она нам понадобится.
— Если бы эта река протекала ближе к дому, она бы нас озолотила, — ответила его сестра.
— В ней бы быстро выловили всю рыбу. Это последняя нетронутая речка в этой части страны. Такие же, возможно, еще есть в других, совсем необжитых частях озера. Сюда я никого рыбачить не приводил.
— А кто тут рыбачит?
— Насколько я знаю, никто.
— Так это девственная речка?
— Нет. Индейцы ловили в ней рыбу. Но они ушли после того, как сосновый лес прекратили валить ради коры и лагеря лесорубов обезлюдели.
— А Эванс знает?
— Нет, — ответил Ник. Но потом подумал об этом мерзком парне, и его замутило. — Если на то пошло, Эванс может знать.
— О чем ты думаешь, Ники?
— Я ничего не думаю.
— Ты задумался. Скажи мне. Мы одна команда.
— Он может знать, — ответил Ник. — Черт бы его побрал. Он может знать.
— Но ты не знаешь, знает ли он?
— Да. В этом-то и беда. Если бы я знал, то ушел бы отсюда.
— Может, он сейчас в нашем лагере, — предположила его сестра.
— Не говори так. Ты хочешь его накликать?
— Нет. Пожалуйста, Ники, извини. Зря я коснулась этой темы.