— Позавтракайте там пока, — сказал Иван, когда залез в кабину.
Окошко закрылось, отгородив обиженных подчиненных от обидевшего начальника.
— С шашлыком ты, кстати, напрасно, — сказал Круль, мягко тронув «Рейдер» с места. — Можно было и помягче…
Иван не ответил, смотрел молча на дорогу, вернее, на то, что осталось от дороги за семьдесят лет.
— Не дуйся.
— Была охота…
— Нет, в самом деле — не обижайся. Я не нарочно… Думаешь, меня осчастливили этой поездкой? Вызвали, поставили перед фактом. Я ведь тоже, между прочим, человек. И ничто человеческое, между прочим… Мне, думаешь, приятно было с вами встречаться? Вы же меня за предателя держите. За урода и иуду.
Иван посмотрел на Круля, растянул губы в фальшивой улыбке и отвернулся. Не хватало еще вести душеспасительные беседы с предавшимся. Какого рожна, в самом деле. Мы едем в одной кабине, но это не значит, что нам по пути.
— Держите и не скрываете этого… Ваше право. Никто не спорит. И у меня было право выбора. И кто сказал, что ваш выбор лучше моего?
Иван повернул голову вправо, будто увидел за окном что-то жутко интересное.
— Можешь не отвечать. Можешь. А ты знаешь, что четверть наших… ваших, из Конюшни, попадают в Ад? Не слышал?
Врет, подумал Иван. Трепись сколько влезет. Только Дьявол не врет. Только он один.
— Не веришь? Понятно, я вру. Я пытаюсь тебя сбить с пути истинного… Ты, конечно, можешь после возвращения пойти и проверить. Воспользоваться услугами агентства «Кидрон» и съездить в ознакомительный однодневный тур в Ад. Кого-либо конкретного найти там трудно, но можно воспользоваться тамошней информационной службой. В тур входит посещение одного грешника на выбор.
— Я знаю, — не выдержал Иван и повернулся к Крулю. — Не учи меня, не нужно. Думаешь, наши не проверяли? Рыков в прошлом году…
— Конечно, знаю. Игнат Петрович Рыков, тридцати лет, поиск по списку фамилий. Ответ — отрицательный, — Круль просвистел несколько тактов какой-то мелодии. — В принципе, я мог бы тебе ничего не говорить. Не мое это дело. Но…
— И не говори! Смотри на дорогу, держи руль и не выпендривайся…
— Ничего, я справлюсь, — спокойно ответил Круль. — И я тебе все-таки скажу. Ваш список убран из общей системы. К нему нет доступа. Его как бы и нет… Но души… Души — есть. Они у нас. И приходится им несладко. Совсем несладко, поверь…
— Ты можешь врать сколько угодно!
— Могу. Но могу говорить правду, для меня это совершенно безопасно. Ты ведь все равно не поверишь. Даже если я буду кристально честен! В этом фокус. И, продолжая свое выступление, я скажу, что список оперов убран из общего доступа по соглашению сторон. Нашей и вашей.
— Бог заключил соглашение с Дьяволом? — засмеялся Иван. — Ты сам понимаешь, что говоришь?
— Кто поминал Бога всуе? — удивился Круль. — Я — не поминал. Я сказал только про вашу сторону. А у вас там много всяких уважаемых людей, готовых на сделку с Дьяволом, лишь бы поддержать веру человека в Бога…
— То есть ты хочешь сказать, что кто-то из Совета тайно принял сторону…
— Тайно — да. Сторону преисподней? Скорее всего — нет. Хотя я и не уверен полностью. Там такая каша. Одни грешат, другие отпускают грехи и сами грешат, а если грехи отпускает грешник, насколько полезно это отпущение? Вот, скажем, ваш Шестикрылый согрешит. Так согрешит, что… В общем — согрешил. Ему нужно исповедаться. Но его вызывают к умирающему оперу, немедленно. Быстро и без промедления. И некого послать. Что должен сделать отец Серафим? Сказать, что не может, и оставить душу без покаяния и отпущения? Или пойти, проделать обряд, но знать, что все без толку, что это не поможет? Нет, во втором случае, конечно, все будет выглядеть куда благопристойнее. Сопли, шепот исповеди и скороговорка отпущения… Но результат…
Иван перекрестился. Ему показалось, что запах серы вытеснил из кабины весь воздух и что дышать больше нечем.
Ветер ворвался в опущенное боковое стекло, остудил лицо Ивана.
— Зачем так нервничать? Я ведь просто рассуждаю. Не так? Я рассуждаю, строю, так сказать, умозрительные конструкции. Теперь прикинь, Иван, после смерти друга кто-то из оперов отправляется в ад на экскурсию, проверяет по списку вновь поступивших и обнаруживает, что его близкий друг, получивший отпущение по всем правилам, прибыл, оказывается, в озеро расплавленной серы номер три тысячи восемьсот пятьдесят три, где сейчас и получает посмертное наказание. И вечная жизнь в Царстве Божьем ему не угрожает. Как поступит в этом случае опер? Будет счастлив и весел? Станет и дальше бросаться под пули и ножи? А если ему вдруг придет в голову, что только Дьявол не врет? Что святоши врут, а Дьявол — не врет. Бог… Бог наверняка не врет, Бог выше этого, тут даже в Аду по этому поводу не спорят. Все точно известно. Но со слугами… Со слугами все гораздо сложнее. Они ведь не безгрешны. И оперу может показаться, что если предавшийся всегда может прийти к Дьяволу и уточнить свое положение… И, даже если ему соврал начальник, подставил, то договор с Дьяволом все равно будет выполнен. В вашем случае все не так. Ваш договор — крещение. А доступа к Господу вы не имеете. Нет его подписи на договоре. Его именем — да. А лично им… Божественной рукой… Что делать оперу, ближайшего друга которого так подставили? Что бы ты сделал? Чисто умозрительно. Спекулятивно, я бы сказал. Что?
— Не знаю, — сказал Иван. — Честно — не знаю…
— В том-то и дело, — с искренней грустью произнес Круль. — В том-то и дело. Вас уговаривают попытаться поймать журавля в небе. Нам — дают синицу прямо в руки…
— Это… — Иван кашлянул, прочищая горло.
Он врет, понятно. Он не может не врать. И вопрос, который тлеет в груди Ивана, ничего не прояснит, Круль может спокойно соврать. Подтвердить возникшее подозрение. Просто так, из вредности. Или для того, чтобы внести сомнения в еще одну душу. Но вопрос жег, жег нестерпимо.
— Твоего друга… — наконец выдохнул Иван и ужаснулся тому, что говорит. — Твоего друга подставил отец Серафим?
Круль ответил не сразу.
Он как раз пытался провести машину между двух глубоких промоин, был сосредоточен и, показалось Ивану, не слышал вопроса. Точно — не слышал. Иван чуть было не вздохнул облегченно, но «Рейдер» выбрался на более-менее ровное место, и Круль повернул голову к Ивану:
— Отец Серафим? Нет, что ты. Конечно — нет. Того уже убрали. Отозвали, наказали…
И еще минут десять они ехали молча. Ветер трепал Ивану волосы, приходилось щуриться, но стекла Иван не поднял.
— А знаешь, что самое смешное? — спросил неожиданно Круль. — Самое смешное заключается в том, что, общаясь со лжецом, ты никогда не узнаешь, в каком месте он соврал. В своем выступлении или в ответе на дополнительные вопросы. Правда смешно?
Дороги к Деннице через горы считай что и не было. «Рейдер» пробирался среди камней, трясся по осыпям и осторожно перекатывался через небольшие завалы. Трижды за день пришлось завалы разбирать, опера матерились в голос, Юрасик, умудрившийся свалить себе на ногу глыбу, шипел при каждом шаге, но героически послал на фиг начальника, попытавшегося отправить его в машину.