После обеда Иван всегда выходил на крышу. И два часа там находился либо в плетеном кресле с пледом, либо прогуливаясь из конца в конец.
Думать никто не мешал. Но и помогать никто не собирался. Как-то так получилось, что в послеобеденные часы, кроме Ивана, на крыше никого не было. Закралось в душу опера подозрение, что больные и персонал были на этот счет проинструктированы, но выяснять правильность своих предположений Иван не стал.
Клиника была расположена правильно — это Иван понял сразу, с первого же посещения крыши. Вокруг не было домов. Какие-то строения были в небольшом отдалении, за деревьями, но от них крыша не просматривалась. Снайперы слезами изойдут, но подстрелить кого-нибудь на крыше у них не получится. Разве что подпрыгнуть в воздух и зависнуть.
Так что крыша была местом для прогулок безопасным и укромным.
Иван, пообедав в палате, выходил в коридор, останавливался возле торгового автомата, покупал, по настроению, батончик или пакетик орехов, потом следовал к лифту, доезжал до пятого этажа, потом два пролета… День за днем. В таком постоянстве было что-то успокаивающее.
Отупляющее, поправил себя Иван, после того как, просидев в кресле почти полчаса, вдруг сообразил, что возле Старого города гордо реет воздушный шар, и, кажется, с изображением трех поросят.
Вчера его, кажется, не было. Правда, теперь это утверждать с уверенностью было невозможно. Хрен его знает, был шар или нет. С Иглой — понятно. С телевышкой — понятно, это штуки постоянные, чтобы не сказать — вечные. Телевышку, правда, в позапрошлом году пытались подорвать — безуспешно, к Игле, естественно, никто и никогда не лез и наверняка не полезет.
А эти Хаммеровы поросята…
Ну напрочь не помнит Иван, телепались они чуть правее Иглы или нет.
Хотя, конечно, разницы никакой. Фокус даже не в том, летал шарик вчера или появился только сегодня. Важно то, что кто-то его в принципе поднял. И никому, кроме Джека Хаммера, это не позволено. А Джек Хаммер, как себе представлял Иван, сейчас должен был заканчивать давать показания и готовиться отбыть в места лишения свободы.
Сотрудничество с террористической организацией, пусть даже вынужденное, в Святой земле наказывалось жестко и быстро. Если для Ивана с его контрабандой можно было найти оправдание: не знал, вообще хотел оказать услугу приятному человеку, то знать, что помогаешь галатам или сатанистам, и не сообщить об этом властям — было равносильно расписаться в соучастии. Без смягчающих.
Но шар был, поросята были, и это значило, что старый морской волк на пенсии Джек Хаммер продолжает хозяйничать в своем заведении.
Бред.
Иван встал с кресла, прошелся по крыше, отвернувшись от аэростата, словно шар мог пропасть в это время.
Не пропал.
Ветра почти не было, так, легкий ветерок. Шар висел неподвижно, а баннер был растянут на металлических штангах.
Мать вашу так!
Нет, за те почти четыре недели, что прошли с момента последнего посещения Иваном бара, там мог быть произведен ремонт. Мог. И заведение снова открылось, и снова принимает оперов и туристов. Но чтобы Хаммер, сотрудничавший с галатами…
Нет. Никогда.
Иван почувствовал, что начинает заводиться, приказал себе сесть и успокоиться.
Ну и пожалуйста. Ладно. Пусть происходит что угодно. Пусть прощают пособников. Пусть разрешают и дальше нарушать правила и покой гостей в Темных домах. На здоровье. Это не Иваново дело.
Правда, когда прошлый раз поросята весело трепыхались возле Старого города, погиб Фома, а Иван нагреб себе неприятностей, но все это в прошлом. С Иваном может случиться всякое, но в Конюшню он вернуться не может. Его туда не пустят, даже если очень попросить. Как только Иван всплывет возле Конюшни, Ивана сразу же возьмут за разные болезненные места и будут задавать множество неприятных вопросов. До третьей степени не дойдет, скорее всего, но и просто ответами отделаться не выйдет.
Как же ты выкрутился, Джек?
— Любуешься? — неожиданно прозвучало у Ивана за спиной.
— Пошел ты в жопу, — не оборачиваясь, ответил Иван. — Я здесь отдыхаю в одиночестве. Ключевое слово — «одиночество».
— Не возражаю, — сказал Круль, поставил принесенное кресло рядом с Иваном и сел. — И я тут посижу в одиночестве.
Иван задумался на секунду, прикидывая, как будет выглядеть, если он сейчас встанет и гордо уйдет. Не очень здорово будет выглядеть. Будет похоже, что он сбежал. А от кого тут бежать? От мелкого предавшегося урода? Не дождутся!
Иван аккуратно расправил плед на коленях, закрыл глаза.
— Хорошая погода, воздух чистый — что еще инвалиду нужно, — сказал Круль.
Иван не ответил.
— Нет, я понимаю, что с моим приходом воздух перестал быть чистым и ароматным, хотя я и сел с подветренной стороны. Я не прошу счастья в твоих глазах и слез умиления по поводу моего визита, но обычной вежливости я заслуживаю? Ничто не дается нам так дешево и не цениться так дорого, как эта самая… Вежливость. Я тут еще и пива принес. — Круль подвинул к креслу Ивана спортивную сумку. — Справился у врача, выяснил, что можно немного пива в лечебных целях, нашел твое любимое…
Круль открыл сумку, достал бутылку и протянул ее Ивану.
Иван приоткрыл один глаз, глянул на бутылку и снова глаз закрыл.
— Не выпендривайся, Ваня, — Круль бросил бутылку на колени Ивану. — Составь мне компанию. Ну и разори меня, в конце концов, на стоимость выпивки. Нанеси посильный вред.
Иван вздохнул, взял бутылку, сорвал пробку и отхлебнул. Пиво было прохладным.
— И ты, я заметил, с неодобрением пялился на аэростат своего приятеля? — продолжил Круль. — Я как раз хотел тебе рассказать… Предупредить, так сказать…
Иван допил пиво и поставил бутылку возле кресла.
— На твой молчаливый вопрос отвечу — не приходил, чтобы не раздражать и не мешать процессу заживления. Сегодня просто бросился к тебе, чтобы успеть до того, как ты сам увидишь вот это непотребство, — Круль указал на воздушный шар. — Иные за мелочь садятся на долгие годы, а этот отделался несколькими допросами. И, насколько я знаю, не был наказан. Вообще.
— Повезло, — сказал Иван. — Я в него всегда верил.
— И ведь тебя подставил, — напомнил Круль. — Пойдем, расколотим ему окна и витрины? Я даже могу приготовить пару бутылок с горючей смесью. Значит, бензин, настрогать мелко мыло, все это в посуду…
— Не шуми, — попросил Иван. — Просто заткнись и помолчи.
— Хорошо. Я хотел с тобой побеседовать о делах, но раз ты хочешь просто насладиться моим обществом, не отвлекаясь на слова, то я подожду до твоего возвращения в палату. Мне начинать молчать или все-таки поговорим?
— Хрен с тобой, — вздохнул Иван. — Поговорим. Что тебе нужно?