– Сьон доктор спрашивает, что ты видишь, – сказал Людвиг.
– Пока ничего интересного, – отозвался Калеб и добавил на языке боргов: – Т ‘ айма фар ‘ уао ун нейхан, что означало: солнце здесь очень жаркое.
Вчера он провел почти весь день под гипноизлучателем, впитывая сотни слов, певучих, протяжных, свистящих, раскатистых и, к счастью, вполне доступных для человеческого горла. Хотя планета была велика, ее обитатели не отличались по языку и очень мало – по внешности. Десмонд усматривал в этом знак стабильности и древности местной культуры, предположив, что интеграция на Борге шла много тысячелетий, перемешивая народы и расы, если они когда-то здесь существовали. Но в этом случае оставался загадкой медленный темп развития цивилизации – ведь борги не имели иных источников энергии, кроме огня и текучей воды, и иной тягловой силы, кроме домашнего скота. Возможно, это было связано с долгим сроком жизни каждого индивидуума, с тем, что новые поколения с новыми идеями вступали в жизнь не через двадцать-тридцать лет, а гораздо реже.
Теперь Калеб понимал, почему Аригато Оэ ограничился двумя помощниками, а не взял с собой десяток ассистентов – Десмонд, с его бездонной памятью и огромной силой, мог заменить и большее число. К тому же брат Хакко вряд ли сумел бы внушить киборгу неподобающие мысли или устроить сердечный припадок.
Обе армии боргов уже находились в прямой видимости. Походные колонны начали разворачиваться, готовясь к схватке: в центре – плотный строй пеших воинов, на флангах – всадники, в тылу – более мелкие отряды и большие крытые возы, груженные, вероятно, палатками, снаряжением и продовольствием. Теперь до Калеба доносились резкие выкрики командиров, звон металла, слитный топот множества ног и протяжные трубные звуки – кажется, рев животных, заменявших боргам лошадей. Трава была вытоптана за считаные минуты, мелкие ручьи превратились в жидкую грязь, на сухих местах взмыли к небесам клубы пыли. Тридцать или сорок тысяч человек шли друг на друга с воинственным кличем, грозили оружием, вопили и рычали, вгоняя себя в ярость, и Калеб внезапно почувствовал, как закипает его кровь. Жар этот был не от Охотников – наоборот, в Братстве учили спокойствию и выдержке, повторяя заповедь: лучше не ударить, чем промахнуться. Но род Эриксонов тянулся в прошлое гораздо дальше, чем на сорок поколений, дальше, чем мог представить Потомственный Охотник Калеб, сын Рагнара, внук Херлуфа, правнук Ольгерда, сына Хакона.
Он откинул плащ и включил запись – маленькая камера была закреплена на плечевом щитке. У подножия холма, прямо под ним, шла в атаку пехота Парао – в первых рядах копьеносцы, за ними – воины с короткими мечами и секирами. Шеренги не очень ровные и шагают вразнобой, но, кажется, полны энтузиазма, отметил Калеб. Теперь он мог разглядеть если не лица, то шлемы и доспехи бойцов. То были настоящие произведения искусства: забрала – личины хищных зверей, клювастых птиц и жутких демонов, кованые панцири с выбитым по металлу узором, с нагрудными бляхами и дисками, и от плеч до локтей – ряды широких звенящих браслетов. Даже на вид доспехи казались тяжелыми; бегать в этой сбруе и драться под жарким солнцем было наверняка нелегко.
Но они побежали. Опустив пики, первые шеренги с оглушительным ревом бросились вперед, увлекая за собой меченосцев. Воины Окатро тоже взревели и перешли на бег, топча кустарник и траву, расплескивая грязь и воду. Две толпы, ощетинившись стальными остриями, столкнулись с грохотом и звоном, первая кровь оросила землю, первые трупы повисли на копьях, завопили первые раненые. Всякое подобие строя и порядка разом исчезло, теперь воины дрались один на один, кололи врага и били древками, а сзади напирала масса меченосцев – они расталкивали своих копейщиков, спеша сцепиться с любым бойцом противной стороны. Нелепость этой схватки и ее ожесточение поразили Калеба, но кровавый хаос только начинался – в толпы пехотинцев врезались всадники.
Под ними были огромные мощные звери с гибкими шеями, напомнившие Калебу земных лошадей. Узкие вытянутые морды, широкий круп, серая безволосая кожа в черных разводах, длинные ноги, тяжелые копыта… Выглядели животные устрашающе, и на мгновение их слитный рев перекрыл все звуки битвы.
Наездники из Парао Ульфи – их было сотни две или три – проложили кровавую просеку в толпе пехотинцев и ударили на такой же отряд Окатро. Бойцы, оседлавшие скакунов, двигались плотной массой и рубили вражеских всадников длинными изогнутыми мечами. В первый момент их яростная атака казалась успешной, даже сокрушительной, но к противнику подходили все новые и новые отряды, и постепенно воинов Парао стали оттеснять с равнины. Прошло недолгое время, и схватка уже кипела у холма, где затаился Калеб. Склон, обращенный к саванне, был скалистым и почти отвесным; ни люди, ни животные не могли одолеть эту кручу. Но похоже, никто из бойцов не искал спасения и не пытался забраться на скалу – они сражались, убивали и погибали сами. Калеб не мог уловить разницы между врагами, пока несколько воинов не сцепились прямо под ним, в двадцати или двадцати пяти метрах. На кирасах бойцов Парао виднелся знак, подобный изогнувшейся волне; шлемы людей из Окатро украшали рога, и такой же символ был отчеканен на доспехах. Видимо, этого хватало, чтобы отличить своих от чужих.
Передатчик в шлеме ожил. По голосу было ясно, что Аригато Оэ раздражен или как минимум обескуражен.
– Охотник, что там происходит? Я не понимаю, что у нас на экранах… Мы видим лишь озверевшую толпу! Это битва или бойня?
– Скорее бойня, сьон, – промолвил Калеб. – Кажется, этим парням жизнь не дорога, и дерутся они не ради победы. Тут что-то другое.
– Очень странная ситуация! Десмонд еще раз просмотрел все записи первой разведки… Никаких сообщений о массовых побоищах! Непонятно!
– Я попробую разобраться, сьон доктор, – откликнулся Калеб. – Скоро они перебьют друг друга, но двое-трое наверняка останутся в живых. Я их поспрашиваю.
– Хорошо, Охотник. И не забудьте про образцы, – сказал дуайен и отключился.
Калеб оглядел поле битвы – треть бойцов уже валялась на земле, кто мертвый, кто корчился в предсмертных судорогах.
– С образцами проблем не будет, – сообщил он самому себе. – Покойников как пауков на Бикваре.
Под его холмом трое воинов Парао бились с пятью молодцами в рогатых шлемах. Звенели клинки, мелькали топорики с короткими рукоятями, кто-то, потеряв оружие, действовал кулаками. Этого прикончили первым, но, умирая, он сбросил шлем и вцепился зубами в щиколотку врага. Укушенный взвыл, принялся вырываться и получил секирой по хребту. Шлемы и доспехи не очень прочные, отметил Калеб, наблюдая, как один за другим падают воины; очевидно, сталь была тонкой или низкого качества, раз клинки и секиры ее пробивали.
Схватка завершилась. Воин Окатро, оставшийся в живых, деловито добил раненого с волной на кирасе и исчез в дерущейся толпе. За нею, затмевая солнце, тучей стояла пыль, и в этой пелене тоже звенел металл, вопили люди и хрипло трубили верховые животные – там сошлись всадники. Битва продолжалась с прежней яростью, но уже было понятно, что воинство речного города теснит армию Парао Ульфи. Плотная масса сражавшейся пехоты откатывалась все дальше к западу, к предгорьям, и Калеб разглядел, как сотни три меченосцев Окатро Куао бегом догоняют толпу. Вот и свежее подкрепление, подумал он. Вероятно, стратеги в Звездной Колыбели были получше, чем в Морской Пене Средь Камней.