Ну как, чувствуете, что вас засасывает идеология личного успеха? А не за ее ли насаждение вы так ненавидели ТАМ дерьмократов-либерастов? Что? Отец Михаил? Ага! Вспомнили наконец-то! Схватились, как утопающий за соломинку, и совершенно зря! Да, зря. Не соломинка это, а основа основ! Он не учил вас отторгать желания, мечты, эмоции, он учил вас УПРАВЛЯТЬ ими! И был прав! Да, да, да! Тысячу раз «да»! Он сумел не оставить после себя тяжкой пустоты, он и сейчас с вами, и будет с вами до конца жизни. Возможно, это и есть святость, не нам судить…
А есть еще и Великая волхва Гредислава Всеславна. Она говорила вам, сэр, о «цели на всю жизнь» – о мечте! А вы-то обрадовались, что Аристарх Туробой показал вам способ скрутить ее в бараний рог. И Юлька… сколько чувств и желаний она в вас пробуждает, а вы испугались ее! Сестры, братья, мать… мальчишки, готовые идти на смерть по вашему слову! Они для вас тоже фигуры на доске? Дед… да, он заставляет вас рассчитывать и планировать, но он же и любит вас!
Все!!! Хватит!!! Прекратить истерику!!!»
Мишка до боли, так, что сам охнул, закусил зубами палец на левой руке, мог бы – дал бы сам себе в морду, чтобы прекратить бешеный поток мыслей. Это была паника, именно паника и ничто иное, но гибель Егора, каким бы тяжелым ударом она ни являлась, не должна была повергнуть его в такое состояние: свои сильные и слабые стороны он знал. Значит, имелось что-то еще – более серьезное, из-за чего подсознание било тревогу, но рассудком это еще не понято. Отсюда и паника: есть опасность, очень серьезная, он ее пока не замечает, только что-то такое чувствует. Результат – метание мысли: то в мистику тянет, то в воспоминания (исключительно неприятные) из ТОЙ жизни, то цепляется за светлые образы. Так ребенок, испугавшись чего-то, даже не понимая, чего именно, первым делом кричит: «Мама!»
Это свое свойство Мишка знал очень хорошо – если постоянно всплывают в памяти неприятности из прошлого, значит, в настоящем что-то идет не так. Смерть Егора лишь повод, на самом деле это «не так» связано с чем-то другим.
«Что «не так»? Что-то в недавнем прошлом? Вполне может быть, даже скорее всего, какая-то мелкая, но существенная деталь или обстоятельство, на которое вы, сэр, не обратили внимания или отложили на потом и забыли? Хотя может быть и наоборот: что-то неприятное предстоит в будущем, но об этом не хочется думать? Фу-ты, ничего в голову не приходит, но «звоночек» недвусмысленный, пренебрегать им ни в коем случае нельзя! Посидеть, подумать, прогнать в памяти недавние события… в этой суете хрен получится! Дождаться ночи, поговорить с мистером Фоксом? Да, раньше ночи, пожалуй, не выйдет.
А сейчас заниматься тем, чем и собирался. Даже если что-то неверно спланировано, лучше неправильное действие, чем бездействие – железное правило! Неправильное действие можно впоследствии скорректировать, а если ничего не делать и ждать «озарения», то события станут развиваться самостоятельно, без вашего контроля, и неизвестно, куда все вообще заедет. Значит, действуем в соответствии с имеющимся планом».
– Минь… Господин сотник, дозволь обратиться, старшина Дмитрий! – прервал Мишкины раздумья голос Митьки.
– М? Чего, Мить?
– Не получилось у нас живым его взять… ребята сквозь камыши на шум стреляли. Ну и… того.
– Кого «его»? – Мишка натужно возвращался в реальность после «наезда внутреннего собеседника».
– Этого… боярина Левшу. Он там лодку припрятал… ловко так, даже с дерева разведчики не углядели. И где взял-то…
– Где, где… – недовольно пробурчал Мишка. – Они же на княгинину ладью на лодках напали, вот, видать, одну с собой и приволокли. Похоже, Левша не зря к берегу рвался – бросил бы заложников в камышах, а сам со своими людьми в лодку – и поминай как звали. Лодка-то велика? Шестеро в нее поместились бы?
– Да и больше поместилось бы… только далеко ли они без припаса…
– Не важно! Главное, что ему было куда стремиться. Если лодка большая, могли и княгиню с собой уволочь. Без детей, конечно.
– Ага… но мы-то им не дали! Слушай, Минь, а чего теперь-то делать будем? Надо, наверное, к ночевке готовиться. Я отрокам прикажу…
Неожиданно Мишка не то чтобы перестал слушать то, что говорил ему Дмитрий, – нет, доклад старшины деловито фиксировался какой-то частью мозга, но в сознании вдруг четко и ясно, словно и не им самим подуманное, а кем-то подсказанное, всплыло ответом на все его недавние метания и сомнения:
«Да раскрой ты глаза, управленец долбаный! Желай, мечтай, верь!!! Управляй, но не фигурами, а людьми, которые живут сейчас, а не в том светлом будущем, которое у тебя либо получится, либо нет. Сумей заставить их верить в то же, во что веришь сам, дай им цель, ради которой стоит не только умирать, но и жить! Иначе дерьмо ты, а не управленец!»
– Ты не знаешь, у нас чего-нибудь вкусненькое есть? – перебил он старшину. – Ну, чтобы детишек побаловать.
От такого зигзага мысли сотника Дмитрий слегка растерялся:
– Это… не знаю. У Ильи-то в обозе, конечно, есть, но до него добираться же…
– А тут? Ни у кого ничего нет?
– Э… О! У Мотьки наверняка есть мед! – догадался Дмитрий. – Только ему Левша, зараза, нос вроде бы сломал. Не до медов ему…
– А все же спроси, Мить. Очень нужно!
Идея была проста: пока княгиня возится с боярыней Соломонией, подкатиться к детишкам; ну не посмеют няньки противиться. Угостить лакомством, успокоить, мол, никому больше в обиду не дадим, скоро домой отвезем; потом развеселить как-нибудь – ведь получалось же с Нинеиными внучатами. Услышит княгиня Агафья детский смех, увидит довольные мордашки, глядишь, и разговор с ней по-доброму сложится. Какая бы она ни была крутая княгиня-соправительница, а мать есть мать – дети важнее всего.
Было, конечно, в этом что-то… некрасивое – использовать детей в своих целях, но самим-то детишкам от этого никакого вреда. Вот только голос… Мотькино полоскание и то ли компресс, то ли просто теплая повязка согрели горло, и Мишке немного полегчало; во всяком случае, говорить, хоть и совсем негромко, он мог почти без саднящей боли.
Все планы порушила «то ли княжна, то ли не княжна»: выбралась из дома, боязливо покосилась на Дмитрия, который раздавал какие-то указания отрокам, и подалась к Мишке.
– Пан Лис…
– Слушаю, княжна… прости, – Мишка притронулся к повязке на горле, – не могу в полный голос говорить.
– Я не княжна.
«Ну вот, облом… Впрочем, может, и к лучшему. Но почему все-таки «пан Лис»?
– И я не пан и не Лис. Боярич Михаил, – Мишка вежливо склонил голову, – сотник Младшей дружины Погорынского войска. Прости, не знаю, как величать тебя, красна девица.
– Не Лис? Ой, боярышней Евдокией зовусь. – Девица ответно поклонилась и указала на щит с изображением лиса, несущего сияющий крест: – А как же это? Наставник наш отец Паисий сказывал, что есть у ляхов боярин, нечистого зверя на своем знамени имеющий [5] . Вот я и подумала…