И Федор, сбиваясь на пространные нецензурные отступления, рассказал, что после освобождения Пинска, объединившись с сидевшими в осаде Святополчичами и их дружиной, Ратнинская сотня, преследуя отступающих полочан, пошла к Слуцку, где и остановилась на привал. И, как водится, никак не смогли при этом обойтись без банкета. Пир полагался по протоколу и входил в обязательную программу любой успешной операции, тем более при наличии князей.
Вот и попировали. Да с размахом, да всей дружиной! И на этом самом пиру дед, то ли в приступе пьяного разгула, то ли расчувствовавшись оттого, что ныне воюет вместе со «Славкиными» братьями и сыном, дал старшему, Изяславу, грамоту на боярство – огласить, как полагается, перед ближниками. Изяслав не стал упираться и огласил – надо думать, с великой радостью.
Кстати, этот князь оказался мужиком толковым, в отличие от братца. Брячик-то поначалу попытался договариваться с находниками, а когда не выгорело – и вовсе кинулся с перепугу молиться. Так из церкви и не вылезал, пока старший оборонял город. И, естественно, среди обывателей уже пошли разговоры, что только те княжьи молитвы и помогли – спасли Пинск от неминуемой беды.
Впрочем, и боярина и Мишку степень влияния Брячиславовых молитв об избавлении города от нежданной напасти сейчас не волновала.
– Это ж теперь как объяснять в Турове, кому Корней служит? Ну как решат, что он под чужую руку пошел? Мне же не отмыться!
«Опаньки! Приехали, сэр! Это что же тут дед учудил? И какого рожна он эту грамоту с собой потащил? Как раз для такого случая, что ли? Ну может и не специально – само получилось, и теперь надо это как-то расхлебывать. Да опять же не вам, сэр, вам на такой уровень пока и не сунуться.
Но дед же в бытность свою в Киеве при великом князе покрутился, сам управленец от бога, должен он такие вопросы в любом состоянии сечь! Его же только за это на ноль помножат вместе со всем Погорыньем!
Изяслав-то с братцем формально единственные, кроме Мономашичей, претенденты на киевский престол, и хотя ничего им не светит, но без внимания их не оставляют, вон как княгиня дернулась, когда я о родстве помянул, а тут… Мономашичам только намекнуть, что к Святополчичам пришел на помощь побратим их брата и на пиру им прилюдно в верности присягнул. Дед не присягал, само собой, но тут кто как подаст. «Не просто присягнул, а привел с собой сотню латной конницы, да сотню конных стрелков, да ладейную рать с ополчением!» Ага, тут и придурок Брячик с его «святой молитвой о спасении» в тему пойдет – то есть и Божья помощь на стороне претендентов на престол? Красиво получается, однако.
И какой вывод из всей этой красоты может сделать нормальный средневековый управленец уровня Мономашичей? Только один: резать, не дожидаясь перитонита! Святополчичей, может, еще и подумают, а вот нас с дедом – запросто.
Так-так-так… Вот и славно, что вы со своим князем и всей компанией в самый разгар этого эпохального события не угодили, а то бы и тут все в елку пошло: и князя плененного двоюродным дедушкам привезли, и княгиню, между прочим, сестру великого князя – да конкурентам правящей династии в руки? А вы-то еще расстроились, что на банкет опоздали! Не-э-эт, в данном случае тише едем – целей будем. Причем все.
Но теперь понятно, с чего Федор запил. Значит, соображать надо быстро, а главное, заставить соображать боярина. Очухается – подскажем, что ничего еще не пропало! Гипс наденем, клиента вернем и вот тебе, дядька Федор, дело, которое сможешь сделать только ты, и никто более!
С оглашением грамоты, конечно, дед упорол серьезный косяк. Тоже от успехов крышу сорвало, что ли? Совсем как у вас, сэр, будто сговаривались. Но небольшая отмазка у нас все же имеется. Грамота подписана Святополком в его бытность на престоле великого князя Киевского, и огласить ее должен его потомок – так сказать, придать ей легитимность и подтвердить реквизиты, что и сделано. Изяслав довел до сведения всех присутствовавших на пиру, что сотник Корней Лисовин признан воеводой и боярином еще аж до Мономаха, то есть – очень давно, и признан не кем-нибудь, а самим тогдашним великим князем Киевским.
Теперь главное – успеть добраться в Туров быстрее компрометирующих слухов, доложить первыми и, главное, правильно доложить. Просить Вячеслава Туровского, чтобы тот сказанное подтвердил. Дескать, воевода воюет и отлучиться никак не может по причине сложной обстановки на фронтах – долг для него превыше всего, но, мол, счел необходимым испросить у сюзерена, коему всецело предан, санкцию на то, чтобы теперь это оглашение принять и величаться согласно присвоенному званию и должности. То есть мы Святополчичам благодарны, тем более что они нам родичи, но присягали-то мы Мономахову роду и себя без него не мыслим.
Ага, и тут же еще подарочек приложим: вот и сестрицу княжескую спасли, и князя, пропустившего врагов, пленили, а виновен он или нет – судить уже не нам. И пленил его любимый внучек того самого воеводы, по дедову непосредственному распоряжению, разумеется, – тот самый волкодав, что весной из чужих рук награду брать отказался. Молод, но уже воин – и первую добычу, как положено, хозяину притащил и к ногам положил.
И кому еще быть таким воеводским посланником, как не боярину Федору? Вы, сэр, там пока не котируетесь. Разве что перед князем, коли будете допущены, завернуть при случае очередной крендель в духе рыцарской куртуазности: пасть на одно колено, подать меч рукоятью вперед в руки его светлости и изречь нечто невыразимо изящное: хочу, мол, княже, меч из твоих рук принять и служить тебе тем мечом до последнего вздоха. Как князь, не знаю, а сестрица Агафья, коли рядом окажется, непременно умилится.
Но посмотрим по ситуации, а чтобы появился шанс этак красиво всю историю закруглить, придется боярину Федору расстараться. А пока… А пока пошел-ка он…»
– Арсений! – выглянул Мишка за дверь. – Баня боярину готова?
Серое небо почти легло на кроны деревьев по обоим берегам Припяти и, казалось, вот-вот провиснет до самых бортов ладей: Туров встретил триумфальное прибытие Младшей стражи Ратнинской сотни ледяным дождем со снегом и пронизывающим ветром. Впрочем, на оркестр и толпы восхищенных горожан Мишка особо и не рассчитывал, да и упредить о прибытии в стольный город высоких гостей в статусе ВИП-пленника с супругой и сопровождавших их лиц было некому.
Последний участок пути вдоль Случи, когда всем стало ясно, что авантюра с ладейно-конным исходом из лесных дебрей княжеской четы со свитой оказалась-таки не авантюрой, а удачно выполненным смелым планом, коней решили поберечь и не гнать. Табун удалось сохранить в большем числе, чем рассчитывали, но все-таки в меньшем, чем хотелось. Совсем избежать потерь не удалось: не столько от бескормицы, сколько от неизбежных на весьма пересеченной местности переломов и прочих несчастных случаев. Впрочем, благодаря им же всадники питались очень даже неплохо, ибо подкармливать по дороге кониной волков и другое зверье никто не собирался. Фуражом для оставшегося конского поголовья, как и продовольствием на столько оголодавших от тяжелой работы на веслах ртов несколько раз удавалось разжиться в принеманских селах, обитатели которых промышляли снабжением проходящих по санному пути обозов. Те же сельчане охотно брали в уплату за поставки и услуги проводников и лоцманов самых замученных лошадей, то ли в расчете подкормить их и потом при случае выгодно продать проезжим, то ли оставить себе на племя.