«Еще раз напомнить о преданности надо. Мухи, то есть Святополчичи, сами по себе, а котлета в лице сюзерена – вне конкуренции».
– Ну как решит князь Вячеслав по прибытии, так тому и быть. Это его дело. Слышала я, скоро он с дружиной вернется. – Варвара поджала губы и почти отвернулась от отрока, будто выяснила все что хотела и потеряла всякий интерес и к нему самому, и к разговору, но вдруг, «вспомнив» напоследок нечто малозначительное, снова обратилась к нему: – А вот что еще спросить хочу… – она буквально пригвоздила Мишку взглядом к полу так, что у него зачесалось между лопатками – настолько знакомым повеяло из ТОЙ жизни, когда вот так же его «кололи» в кабинете следователя в «Крестах»: – Книги отца Михаила ты с его согласия себе забрал или просто в память об учителе посчитал возможным?
– Да разве до книг тогда было, матушка Варвара! – Мишке и напрягаться не пришлось, чтобы ответить – за него сработали инстинкты еще из той жизни. Как и методы допроса. И искреннее недоуменное выражение лица само собой состроилось. Впрочем, и врать-то особо не пришлось:
– Я и не знаю, что с ними сталось. Наше Ратное находники стрелами с огнем закидывали, тушить пришлось, и убитые были и раненые. А потом мы сразу же ушли дальше ворога гнать. А в доме, где отче жил, потом обитал отец Симон, пока не отбыл на Княжий погост.
– А много ли книг было у отца Михаила?
– Не знаю, матушка, – развел руками Мишка. – Видел те, что он сам показывал и из которых читал. У него многое в списках было, что на пергаменте, а что и на бересте сам по памяти записывал. Ну или просто рассказывал. Зимние вечера долгие, а я тогда болел сильно, вот он со мной и беседовал. И в шахматы меня играть обучил – говорил, для развития ума полезно.
– Да-а, повезло тебе, отрок, с учителем, царство ему небесное… – Варвара перекрестилась, задумалась о чем-то своем, а потом спросила уже о другом: – А скажи мне, боярич Михаил, какое ты сам для себя будущее ищешь? Чего достичь желаешь?
«Вот это вопросик! Блин, в космонавты хочу! И правды не скажешь – не поймет, и врать, что предел мечтаний – стать, как дед, боярином и воеводой, нельзя, из образа выпадете.
Про орден христианский помянуть, что ли? Дернул меня тогда черт за язык! А ведь прабабка-то наверняка с Илларионом знакома. Не факт, что они о вас беседы вели, тем более про орден рассуждали – не бабское это дело, но кто их знает? И расхождений в показаниях допускать нельзя. Риск, конечно, но вы и так уже высунулись – дальше некуда, так что идите теперь до конца – поздно дурачком прикидываться. Ну держись, бабуля!»
– Желаю не посрамить род свой и не подвести доверившихся мне людей, нести и прославлять веру христианскую! – почти продекламировал Мишка и, резко сбавив патетический тон, которым это было произнесено, совершенно будничным голосом сообщил: – А конечную цель для себя устанавливать почитаю неверным, ибо это есть самонадеянность и неверие в предназначение Божье, которое Он сам определяет всем детям своим и про которое ведать может только Он сам.
Варвара с удивлением воззрилась на него, да и Ольга с Агафьей от настоятельницы не отстали.
– Ну-ка, ну-ка? – Чувствовалось, что его слова попали в цель. – Что ты хочешь сказать, отрок? Ты так самонадеян, что считаешь СЕБЯ избранником Божьим? – Теперь тон Варвары студил сильнее ноябрьского ветра за окном. – Ты СМЕЕШЬ так считать?
«Все ты поняла! Просто обалдела от того, что речи эти от мальчишки слышишь. О таком, наверное, и князья не все задумываются. Потому и давит «бабка» – сбить пытается. Ну так я ей не пацан, пойманный на краже велосипеда, а она не участковый, который ему до кучи и угон «Волги» у местного генерала КГБ шьет».
– Нет, матушка. – Мишка твердо взглянул в глаза настоятельницы. – ТАКОГО и в мыслях не допускаю. Но считаю, что Господь наш в своей неизмеримой мудрости для каждой твари сам обозначил пределы и предназначение, только Ему ведомое. И только Он знает конечную цель всего сущего. И мне как рабу Его с моим несовершенным разумом устанавливать пределы для себя – грех и самонадеянность. Я могу только, полагаясь во всем на Его мудрость, постоянно стремиться вперед и делать все, от меня зависимое, чтобы тех пределов когда-нибудь достигнуть. Если же я сам ограничу их для себя, то, добившись желаемого, и цели и стремлений лишусь. Потому всякая цель, которую возможно достигнуть при жизни одного человека, есть цель неверная и пагубная.
Мишка закончил говорить и почувствовал, как в келье воцарилась неестественная тишина.
«Все, сэр, теперь точка невозврата пройдена окончательно. Или бабушка Варвара и впрямь на вас сделала свою ставку, или вы покойник. Не только вы с «черным ящиком» работать умеете, хотя тут такого термина и не слыхали. «Вот и встретились два черных ящика…»
Не время ерничать, сэр! В любом случае вы сейчас перед этими бабами, как Мальчик-с-пальчик: торчите посреди стола, а они вас рассматривают, и ничего вы с этим поделать не можете – не та у вас ЗДЕСЬ квалификация, не имеете вы информации, чтобы играть с ними на равных. А потому смиритесь с ролью управляемого и хотя бы тут не оплошайте. Мало того что на вас одного три управленца намного выше уровнем насели, так все трое еще и бабы! Реакцию мужиков еще как-то прикинуть и понять можно, а вот женскую… Как ее просчитаешь, если они и сами не знают, что в следующий момент выкинут? Эмоции, туды их!
Можно, конечно, самому реагировать нестандартно… Да вы, собственно, уже так и поступаете, сэр, и в тупик вы их поставили, но вот угадали ли? Ну если завтра проснетесь в своей нынешней ипостаси, а не в клинике Максима Леонидовича, то вы выиграли, а если нет… Лучше тогда не просыпаться вовсе – после такого провала самый предпочтительный для вас вариант».
Ратников сознательно рискнул сейчас всем и всеми: в случае его ошибки полетят головы тех, кто рядом с ним. Чтобы совершить прорыв вперед, такие риски неизбежны, ибо комфортного пути к цели со всеми удобствами не бывает, как не бывает безопасной войны. Более того, только такой ценой и достается любая победа.
Сейчас Мишка откровенно дергал тигра за хвост, но основания надеяться, что в результате он сумеет его оседлать, у него были вполне весомые. Само по себе то, что три здешние властительницы уделяют его персоне столько внимания, невозможно было объяснить простым любопытством. Княжича и княжну, не говоря уж про Дуньку, отправили куда-то с няньками, а три княгини водили вокруг него хороводы, как вокруг новогодней елки!
Нет, определенно это даже не прикидки на перспективу – авось шустрый мальчик пригодится. Уровень «прокачки» говорил о том, что дело – та самая задница, в которую непременно пихнут, для него – именно для него! – уже готово. Он нужен этим трем бабам. Не сам по себе весь такой удивительный и неповторимый, естественно, а для чего-то конкретного. И заявляя о себе ТАК, он давал им выбор: максимально увеличить сделанные на него ставки или, испугавшись, что не справятся, сломать и выкинуть.
Неумелые и неуверенные в себе управленцы наверняка предпочли бы избавиться от сложного в использовании, хоть и полезного «инструмента», но Ратников делал расчет как раз на уровень этих «чиновников высшего ранга в юбках», особенно на Варвару и Агафью. Ольгу он не то чтобы не брал в расчет, но полагал все-таки, что, несмотря на ее статус официальной представительницы «правящего режима» в отсутствие князя, фактически именно она наименее опытна в вопросах управления самостоятельного.