«Много песен слыхал на родной стороне, – под аккомпанемент хрипов и пощелкиваний зазвучал искаженный, но все еще могучий голос Шаляпина – будто через сотню лет к нам пробился. – Не про радость – про горе в них пели…»
У меня, как бывало всегда, мурашки по спине побежали.
– Добудем в городе батарейки, реанимируем магнитолу, – сказал Димка. – Эфир послушаем.
Таня цыкнула на него.
«…Но из песен всех тех в память врезалась мне эта песня рабочей артели…»
Я взял кружку, одним глотком (чтобы не чувствовать отвратительного запаха) допил молоко. И поперхнулся – потому что на кухне закричала Таня.
– Волки!
«…Эй, дубинушка, ухнем!..»
Все вскочили.
– Волки! – В Танином крике не было страха. Она просто нас предупреждала.
Мы, толкаясь, кинулись на кухню. Таня смотрела в окно, тыкала в стекло пальцем:
– Там волки… Волки там были…
Она ошиблась. Это были не волки.
Я мог все изменить.
У меня была такая возможность. Прояви я чуть больше жесткости, окажись я более настойчив в отстаивании своей точки зрения – и все могло бы пойти не так, как пошло.
Понимание этого мучает меня до сих пор.
Мы не должны были брать девчонок с собой.
Нам нужно было провести полноценную разведку. И только после этого, зная о возможных опасностях, оценив риски, можно было попробовать сунуться в город.
Но очень уж долгая и трудная была зима.
И слишком тихая.
Мы все так от нее устали…
* * *
Это были не волки.
Тощая и серая от грязи сука пряталась в кустах терновника. Припав к земле, она скребла ее передними лапами, помахивала облезлым хвостом и едва слышно потявкивала. Чувствовалось – ее влечет к нам, но она страшно нас боится.
– Жучка, – звал Димка собаку, цокая языком и хлопая себя по бедру. – Машка, Найда, Жулька!
Она отползала на метр, если мы пытались приблизиться на полметра. Поэтому мы стояли.
– Откуда она здесь взялась? – спросила Катя.
– Может, из деревни какой, – предположил Минтай.
– Давайте покормим ее, – сказала Оля.
Димка тут же фыркнул:
– Еще чего! Может, это она нас покормит?.. – Он повернулся ко мне. – Брюс, метнись за ружьем, пока она не сбежала!
Оля вздрогнула и испуганно посмотрела на меня.
– Ты с ума сошел, – медленно, будто бы размышляя, проговорил я. – Она же, наверное, вся в паразитах. Да и что ты с нее возьмешь? Кожа да кости!
– Она кормящая, – заметила Таня. – У нее щенки где-то.
Собака приподнялась и, кажется, приготовилась к бегству – она словно поняла намерение Димки. Она и следила теперь только за ним. Честно скажу – когда я в ее глаза посмотрел, у меня мурашки по спине побежали и волосы на загривке зашевелились.
– Мы ее покормим, – решил я. – Оль, принеси что-нибудь.
– Хорошо. Я сейчас.
– А ты не трогай собаку, ладно? – сказал я Димке.
– Ты прав. – Он ухмыльнулся. – Щенки могут быть пожирнее.
– Спасибо, – тихо шепнула Оля. Она легко тронула мое запястье кончиками пальцев. И меня как током дернуло.
Димка, хмурясь, посмотрел на нас. Заподозрил что-то?
– Не трогай, – повторил я только для того, чтобы не молчать…
Из дома Оля принесла миску с какой-то баландой. Димка заглянул в нее и аж побелел:
– Ты с ума сошла?!
В теплой воде плавали куски лепешки, желтоватый говяжий жир и волокна мяса – Оля открыла банку тушенки.
– Самим жрать нечего, – Димка шипел, словно кипящий чайник. – Отдай, я сам это слопаю!
– А я туда плюнула, – сказала Оля.
– Чего?!
– Ну, я слышала, будто бы так делают, когда хотят собаку приручить.
Оля поставила миску на землю, потянула меня и Димку назад.
– Ешь, Жучка… Ешь…
Мы отступили к избе. Собака следила, как мы пятимся, подозревая, наверное, какую-то подлую хитрость с нашей стороны. Еду она уже чуяла – я видел паутинки слюны, стекающей с ее морды. Но на миску Жучка обратила внимание, только когда мы остановились около крыльца – на достаточном удалении.
Сука поднялась (теперь и я заметил ее отвисшие сосцы). Медленно, то на миску глядя, то на нас, она двинулась к предложенному угощению. Она прядала острыми ушами, замирала, озиралась, пласталась к земле.
Мы терпеливо ждали.
К миске собака добиралась так долго, что мне захотелось крикнуть «ура!», когда она наконец-то сунула морду в похлебку и зачавкала, пуская пузыри.
Всю баланду наша гостья выхлебала за полминуты, миску вылизала до блеска. А потом так припустила в сторону леса, что мы только рты пооткрывали.
– Вот зараза, – сказал Димка. – Приручили, называется… Зря тушенку перевели!
– Плевать надо было больше, – сказала Катя.
Минтай истерически хохотнул. Я посмотрел на него – он, кажется, был напуган. Это показалось мне странным, и я даже хотел спросить у Минтая, какое привидение он увидел – или, может, собаку Баскервилей?
Но я промолчал.
А уже дома, когда Минтай полез на печь за своим чемоданом, я догадался, что его так напугало.
У этой собаки могли быть хозяева.
Вот их-то Минтай и боялся.
* * *
Вечером за ужином развеселившийся Димка принялся подначивать Минтая.
– Слушай, Юрьич, а когда ты нам «дипломат» свой покажешь? Открой, а? Продемонстрируй содержимое. Может, у тебя там и не деньги? Может, ты от нас тайну какую скрываешь? Нехорошо, а?..
Вообще-то, тема чемодана с наличностью была у нас под негласным запретом – очень уж странно реагировал Минтай на любые намеки, касающиеся его «дипломата». Но после прогулки на свежем воздухе, после разговоров о скорой вылазке в город Димку несло:
– Слушай, а может, ты шпион вражеский? Диверсант! И это благодаря тебе все наше население в зомби превратилось? А себя ты как-то обезопасил – поэтому не обратился, ну и мы с тобой заодно… А?! Все одно к одному получается! И не потому ли ты веришь, что заграница нам поможет? И деньги свои бережешь…
Встревоженная Катя всячески сигнализировала, чтобы Димка заткнулся. Минтай сидел бледный и угрюмо ухмылялся, ковыряя стол вилкой.
– Ну чего молчишь? – наседал Димка. – Покажи, что там у тебя в чемодане?
– Деньги, – ответил Минтай.