— А ты?..
Осташа усмехнулся, не поднимая взгляда.
— Может, пересидеть здесь денек? — робко предложил кто-то из бурлаков. — Или два… Не будет же караванный столько ждать…
Осташа покачал головой.
— Я сплавщик, — сказал он. — Я с Колываном буду мериться. Я не спрячусь.
— Он все одно пойдет, — сдвинув бороду на сторону, раздумчиво согласился Корнила.
Теперь он не сводил глаз с Осташи.
Бурлаки помолчали, потом начали переговариваться. Осташа ждал, баюкая Петруньку.
— Отойдем, братцы, — вставая, распорядился Платоха. — Давай не при человеке…
Бурлаки гурьбой отошли за елки. У костра остались только Осташа с мальчонкой, Никешка, Корнила да еще пара мужиков.
— Уйдет от тебя народ, — негромко сказал Осташе Корнила. — Не ту сказку ты рассказал…
Осташа не ответил.
Бурлаки возвращались россыпью и поодиночке. Кто-то что-то негромко и горячо втолковывал товарищу, взяв того за локоть, кто-то угрюмо помалкивал. Кто-то сразу вывернул к костру и присел на бревнышко. Кто-то заполз в свой шалаш, кто-то полез на барку — в мурью, где хранились пожитки.
Платоха остановился перед Осташей, постоял, странно кривя рожу и шевеля усами.
— Уходим мы, сплавщик, — сказал он. — Свой живот дороже. Тебе это уже говорили.
— Ну и не повторяй, — окаменев скулами, посоветовал Осташа.
— Дай тебе бог удачи, — без ожесточения продолжил Платоха. — Не со зла все… Сам понимаешь почему.
— Зря я вам сразу все деньги выплатил, — ответил Осташа.
Платоха усмехнулся.
— Давай мне мальчонку, — вдруг предложил он. — Я ведь через Илим пойду — отправлю его тебе в Кашку. Я знаю, ты бобыль. Жив будешь — вдвоем легче, а сгинешь — его все равно Колыван забьет.
Осташа поднял глаза: Платоха стоял в одной рубахе, шапку сжал в руке.
— Одежа-то моя, — напомнил он про зипун, в который был завернут Петрунька.
Осташа неуверенно, криво улыбнулся и неловко встал. Платоха, нахлобучив шапку, бережно перехватил у него зипунный куколь с Петрунькой.
— Прощаться не будем, — сказал он. — Дурная примета.
Он повернулся и пошел прочь.
Осташа стоял спиной к поляне, глядел на Чусовую. Туман уже исчез — как-то незаметно его размело. По реке бежали барки. Сзади слышались шаги, голоса, шаги, голоса. Осташу не окликали. Шуршали елочки; трещали сучки на тропе, уводящей к Кумышу. И вдруг затюкал топор: кто-то рубил дрова на огонь для завтрака.
Осташа быстро оглянулся. Больше десятка человек, насупившись, сидели вокруг костра. Даже одна баба была.
— Сплавщик, пожрать ведь надо перед отвалом, — сварливо и укоризненно сказал кто-то.
Считая бабу и не считая сплавщика, на барке осталось четырнадцать человек. Ровно половина. Осташа такого и не ожидал. С четырнадцатью бурлаками еще можно было плыть.
Платоха и Логин ушли, но сейчас хватало и двух подгубщиков — Корнилы и Никешки. Осташа незаметно оглядывал бурлаков: почти всех он уже знал в лицо, но кого как зовут помнил нетвердо. Этот лысый старикан — вроде Важен Иваныч; тот мужик — Дементий Крохин; рыжий — Касьян; угрюмый парень — Тараска из Мраморского завода; а вот у этого с перевязанной щекой прозвище Теремок. Почему-то не сбежал Ульяха Бесов, всюду видевший дурные приметы. А в общем, понятно было. Сбежали приписные и оброчные зипуны, остались чусовляне. Чусовляне знали, что на реке никогда не бывает так, как боишься. Река — не поле, на котором из года в год на Петровки начинает колоситься рожь, всегда одинаковая. На реке вчера знатный сплавщик вдруг гибнет под пустяковым бойцом, а сегодня битая и ломаная барка добегает до Лёвшиной пристани. Да и с бабой все объяснилось, едва Осташа поглядел на ее мордашку, круглую и конопатую, поглядел в глупые карие глазенки. Бабе было лет семнадцать. Только глухая нужда могла заставить девку идти на сплав, где приходится тереться среди оголодавшего мужичья, часто и пьяного. Только святая дурь могла оставить ее возле молодого холостого сплавщика.
— Корнила, Никифор, вы бурлаков разделите друг с другом по силам, а потеси переложите на «сопляки», — распорядился Осташа. — Корнила, ты на носу встанешь. А сейчас забирайте всех и идите на барку. Мне подумать надо…
После тумана день разыгрался ясный, солнечный. Барки пробегали мимо уже нечасто, и больше попадались суда с малиновыми купеческими флагами. Купцов всегда вытесняли в хвост заводских караванов. Перебор Цветники расчирикался птичьей стаей, свет и блеск крутились в волнах. Лес на дальнем берегу подобрался, распрямился, встряхнулся. Небо надулось пузырем. Бурлаки на зачаленной барке валялись на палубе, на пригреве. Из мощных брусовых связок «сопляков», надетых на пыжи как угловатые терновые венцы, наискосок торчали вверх длинные ребристые рукояти весел. Низкое солнце поперек досок палубной выстилки нарисовало кривой, но четкий узор теней. Ветер был уже нежным и теплым, как девичье дыхание.
Осташа расчистил от золы полосу земли у кострища и сучком начертил излучину между Кликуном и Разбойником. Где будет ждать его Колыван? Вот здесь, больше негде. При такой воде, как нынешняя, здесь и здесь барку Колывана снесет, здесь ждать бесполезно, а здесь сшибут другие барки. Так. А как же пойдет он сам, чтобы взять Разбойник отуром? Пойдет вот так, по струе. Здесь его оттянет, здесь разворот, отсюда его докинет вот сюда, и тут он начнет табанить, чтобы войти в отур. Что должен сделать Колыван? Чтобы успеть набрать ход, Колыван должен сбросить якорь, когда Осташа будет еще вот туточки, на излучине. Колыван может ударить только на этом месте, иначе или промахнется, или Осташа все же отурится. Да, только на этом. И тогда Осташу развернет задом и швырнет кормой на скалу. Другого хода Колывану нет. Но ведь Осташа может пойти правее — да ведь он и пойдет правее, когда увидит Колывана… Почему Колыван уверен, что Осташа того не сделает?..
Осташа всматривался и вдумывался в свой чертеж, вспоминал речную луку, положение струй, суводей, прикидывал скорости… Он взял две щепочки — они означали барки — и двигал их по земле, как играющий несмышленыш. Нет, никак не получается у Колывана ударить Осташу вовремя. Колывану будет нужно, чтобы Осташа пошел левее. А с чего Осташе идти левее?.. Левее он пойдет, только если зазевается под Кликуном. Но он не будет зевать. Колыван не дурак, должен это понимать. Почему же тогда он считает, что Осташа зевнет этот гребок?..
Тут ответа не было никакого. Осташа не верил в то, что Колыван может ошибиться в расчете. Из них двоих никто не ошибется, это без сомнений. Два самых сильных сплавщика под самой опасной скалой спорят о самом главном — ошибок не будет. Значит, они столкнутся. И победит не расчет. Не измысленная заранее хитрость. Сила духа победит. Твердость руки. Смётка. Вера. Значит, они все равно столкнутся… Что делать?..