— Ты чего не затворяешься, гостей ждешь? — услышал Осташа ворчание старухи в предбаннике. — Я за бельем… Рубаху давай, чего не сняла?.. Белье в корзине замочу у мостков. В избу возвращаться будешь — прихвати. И босовики надень, крыльца не грязни…
— Хорошо.
— За собой в бане прибери, лавку помой, огонь залей. Окна не забудь заволочь, а то птицы налетят, засрут, как в прошлом годе, будет от отца таска… И веники с полотенцами посушить развесь.
— Да поняла я, матушка…
— Поняла она… Через чих забудешь, — ворчала старуха. — Запри за мной…
Осташа услышал, как стукнула дверка предбанника, потом шоркнула задвижка. Осташа тихо положил полено к печке и застыл, стиснув челюсти.
Неждана вошла, нагнувшись в низком проеме, — голая, уже без креста между грудями, только с тоненьким нательным пояском. Она распрямилась, не поднимая головы. Одной рукой она подтягивала толстую банную дверь с петлей вместо держалки, а другой прикрывала снизу живот. Ее еле-еле было видно при свете коптилки, но зрение Осташи обрело чуткость неясыти. Ничего не говоря, Осташа схватил Неждану за руку и толкнул к лавке, развернул спиной к себе, поставил на колени и повалил на доску животом. В тесноте бани на полу было не лечь.
Неждана ждала, пока он справится с прорехой на штанах. Она только тихо, протяжно охнула, вцепилась в края лавки и выставила вверх растопыренные локти. «Ноги расшарбшь…» — выдохнул Осташа, нагибаясь и ловя в ладони ее качающиеся груди. Он не торопился и не медлил, словно делал дело на совесть, и тяжело дышал ртом. Он не закрывал глаза и видел, как в красном свете коптилки гибкая, разделенная пополам спина Нежданы начинает блестеть, а голова ее покорно кивает и змеей изгибается туда-сюда коса. И еще под тонким пояском на пояснице Нежданы и на ее прыгающих в лад ягодицах, поджатых вверх его брюхом, Осташа увидел багрово-черные рубцы от ремня.
Она тихонько заскулила, когда он зарычал, а потом он перевел дух, оперся рукой о ее спину и встал, поддергивая и запахивая штаны. Неждана, как разбитая старуха, медленно поднялась и села на лавку, оглаживая распухшие колени. Волосы ее, вытянувшись из перевязки косы на шее, висели вдоль щек, как два черных крыла, и платком покрыли плечи. Теперь Осташа не знал, чего делать. Девке вроде полагалось плакать.
— Ты чего не воешь? — грубо спросил он. — Что ли, не впервой?..
Глядя на Осташу, Неждана провела между ног рукой и показала ему ладонь с темной полоской крови.
— Впервой, — сказала она. — Да ты присядь… Теперь и поговорить можно.
— Да мы уж поговорили — на берегу, на перевозе, — буркнул Осташа. Он почувствовал, что ничего не понимает, и оттого наливался злобой. Ему-то от девки ничего больше не надо было, но что-то никак не давало уйти.
— Ты меня прости за те слова, — мягко сказала Неждана. — Как мне с тобой поговорить, коли у батюшки кругом глаза да уши? Да и тебя самого только на бегу увидеть можно — как оборотня… Вот и пришлось тебя обидеть, чтобы ты отыграться захотел… Думаешь, просто так Петрунька весь день подле тебя терся и на все вопросы отвечал?
— У-у-у, во-от как?!. — изумился Осташа, присаживаясь на корточки и наваливаясь спиной на стену. Так было удобнее — и прохладнее, и голова не в чаду от печки, топившейся по-черному.
Неждана потянулась в сторону, достала из кадушки косматый ком мочала и положила себе на ноги, прикрываясь от взгляда Осташи. Осташа рассматривал ее груди, плечи, лицо. Красивой была девка. Но не трогала ее красота. Больше ничего от нее не хотелось. И даже казалось, что потом он охолонет — и все равно ему больше не захочется.
— И что, девства не жалко, лишь бы поболтать? — насмешливо спросил Осташа.
— Для тебя — не жалко, — тихо ответила Неждана и дернула головой, отбрасывая волосы. — Я тебя сразу полюбила.
— Когда же ты успела? Ты и видела-то меня, только когда мы с батькой твоим весной дрались.
— Тогда и успела.
— Вот так — с единого взгляда?
— А что, три года таращиться надо?
Осташа в задумчивости принялся пощипывать губу. А может, и так… Ему Бойтэ в душу запала тоже с одного взгляда…
Неждана встала, придерживая мочалку, потянулась к окошку, взяла большой костяной гребень и села обратно. Она перекинула через плечо на живот косу, смахнула перевязку и начала расчесывать волосы.
— Зад-то тебе Колыван нарезал? — спросил Осташа. Неждана молча кивнула. Осташа догадался — это тоже ее плата за разговор на берегу.
— Ну и как ты теперь будешь? — спросил он. — Скорей батьку упросишь тебя за Прошку Крицына выдать, чтобы грех покрыть?
— Не знаю и знать не желаю никакого Прошки, — спокойно ответила Неждана. — И никому не указ, чего мне делать: ни батюшке, ни матушке, ни тебе.
— Понятно, от батюшки теперь какой указ? — Осташа пожал плечами. — Он тебя убьет — эдакий ведь позор… Да еще от меня.
— А тебе что, меня совсем не жалко? — удивленно улыбнулась Неждана, и даже рука ее с гребнем остановилась.
— Ну, жалко, конечно, немного… — Осташа поскреб шею. — Только у нас с Колываном дело без жалости идет. И он первый за кромочку ступил.
— Я-то не ступала.
Осташа ухмыльнулся: а вот только что чего было-то? Неждана отвела взгляд и с силой потянула гребнем волосы.
— Правильно, не жалей, — вдруг согласилась она. — Я тебя нежалейного и полюбила.
— А я-то тебя — нет.
— А ты никого не любишь.
— Батю люблю.
— Батя твой умер. Только не серчай сейчас. Я ведь своего батюшку тоже люблю, ну и что? Из живых людей любишь кого?
— Найдется, — уверенно ответил Осташа.
— Никого не любишь, — убежденно сказала Неждана. — Если и кажется, что любишь, — так это пройдет. Я знаю.
— Что ж, выходит, я тебя полюблю? За жертвы твои, да?
— Никого, кроме Чусовой, ты уже не полюбишь. А мужем будешь моим.
— Не буду, — напрочь отказался Осташа.
— Будешь. Я своего дождусь, добьюсь. Я знаешь какая упрямая? Добилась же, чтоб ты пришел сюда и взял меня.
— Дураку наука, — зло согласился Осташа.
— Для тебя наука — барки водить, а в других науках ты навсегда дураком и останешься.
— Почто же тебе муж-дурак?
— У меня не дурак муж будет. У меня муж будет сплавщик. Лучший на Чусовой.
— Твой батя разве что солнце с неба не сорвал, чтоб я Чусовой ни в жисть не увидел, — желчно сказал Осташа.
— Ты батюшке не нужен. — Неждана покачала головой.
— Теперича вдвойне.
— Нет, я не о том… С батюшкой что-то случилось, какая-то беда, в грех он впал… А ты мешаешь исправить. Вот и все.
— Коли грех — так покайся.