Родители ее — Зайцевы сегодня не приехали, но просили передать через дочь и зятя свои горячие приветы.
Еще через четверть часа появилось и все большой семейство Леваша Копыто.
Леваш в свои пятьдесят шесть выглядел на двадцать лет моложе, не только благодаря веселости, подвижности и полноте, сгладившей все морщины на его круглом добродушном лице с длинными, как у запорожских казаков усами, но, возможно, еще и благодаря своей жене Ядвиге, которая была на двадцать лет моложе его, и которую он горячо и нежно любил, будто начисто позабыв о первом ее муже — злодее Яне Кожухе Кротком, похитившем когда-то покойную дочь Картымазова и жену Филиппа Настеньку.
Тогда, семь лет назад, Леваш по приказу своего патрона, князя Федора Бельского, напал внезапно ночью на землю, незаконно занятую Кожухом, перебив почти всех его людей, но самому Кожуху удалось бежать, захватив с собой пленницу и бросив на произвол судьбы свою жену с двумя детьми. Левашу Ядвига приглянулась с первого взгляда; да и сама она, узнав вскоре, не без тайной радости, о том, что стала вдовой (за Кожуха ее выдали насильно, и она не испытывала к своему мужу ничего, кроме смертельного страха, потому что он ее постоянно бил) согласилась на предложение столь симпатичного и обаятельного мужчины — и вскоре они, сыграв свадьбу, зажили счастливо и весело, родив еще двух своих детей. Леваш оказался не только превосходным воином и весельчаком-пьяницей, но, как ни странно, и очень хорошим отцом — дети в нем души не чаяли, особенно дети Кожуха, которые от своего родного отца не слышали никогда ласкового слова. Вот так и вышло, что теперь семейство Копыто состояло из шести человек: Леваш, Ядвига, 15-летний Ян и 12-летняя Данута (дети Кожуха), а также 6-летний Данила и 3-летняя Галина — дети Леваша и Ядвиги.
Таким образом, вместе с четырьмя Медведевыми, да пришедшим еще раньше купцом Маниным, всего оказалось двадцать человек.
Летом такие обеды было устраивать, конечно, легче, чем зимой; вот и сейчас стояли теплые дни начала июня, и под березками, невдалеке от дома, был накрыт вкопанный специально для этой цели длинный стол с лавками по обеим сторонам, который мог вместить не то что двадцать, а и полсотни человек. Пятеро медведевских девушек ухаживали за хозяевами и гостями, руководствуясь незаметными, но хорошо им понятными сигналами Анницы, да и когда такие обеды происходят каждую неделю, немудрено привыкнуть и самим знать что, когда, кому и как подавать.
Дети до пятнадцати лет, разумеется, не садились за один стол со взрослыми — для них в стороне был вкопан специальный детский стол, где за ними ухаживали их няньки и кормилицы под присмотром бабушки Филиппа и Анницы Анны Борисовны.
Однако, прежде чем сесть за стол, дети пошептались о чем-то и бросились к Медведеву. Шестилетние Бартеневские близнецы, Лиза и Алеша, схватив Медведева за обе руки, стали клянчить:
— Дядь Вась, дядь Вась, покажи Копытам — они еще не видели!
— Что показать? — с притворным удивлением спрашивал Медведев.
— Они говорят, — сказала смелая девочка Данута Копыто, — что будто бы у вас есть цветочки, которые вам подарила сама Великая княжна Олена в Москве, а я не верю.
— А почему не веришь? — спросил Медведев.
— Потому что цветочки давно бы уже завяли.
— Ну что ж, тогда придется показать, раз ты такая недоверчивая — сказал Медведев и отправился в дом, окруженный детьми, пока его гости рассаживались за столом.
В большом Медведевском доме была одна маленькая, но светлая комнатка. Анница подала Василию идею, насчет ее использования, и он охотно согласился: они устроили в этой комнате нечто вроде маленького музея реликвий, которых в их семье со временем уже накопилось некоторое количество. Здесь был и знаменитый тисовый лук, с которым Анница одержала победу над самим сыном великого хана Ахмата; здесь находилась старинная греческая книга о приключениях Одиссея, подаренная некогда Медведеву князем Федором Бельским; здесь хранилось ручное зеркальце несчастной тверской княжны Марьи, первой супруги Великого московского князя, и, наконец, здесь лежали последние реликвии — перстень, подаренный Медведеву Великой княгиней Софьей за спасение дочери, и самый дорогой и трогательный дар — подснежники княжны Олены. Когда Медведев привез их домой в наконечнике ножен своего меча, Аннице пришла в голову хорошая мысль: засушить букетик, чтобы он сохранился на долгие времена. И теперь Медведев показывал его маленькой Дануте.
— Вот он, видишь и совсем как свежий! Кстати, — ты очень похожа на княжну Олену — у вас одинаковые глаза.
Девочка осторожно дотронулась одним пальчиком к засушенным подснежникам.
— Ой, как здорово! Я как будто бы прикоснулась к самой Великой княжне!
Мальчиков меньше интересовал букетик — их, разумеется, привел в восторг огромный тисовый лук. Впрочем, они уже видели его не раз и, тем не менее каждое воскресенье во время традиционных обедов они каждый раз одинаково восторгались, восклицали и хлопали в ладоши.
После традиционного осмотра реликвий Медведев вернулся к столу.
Разговор за воскресным обедом обычно начинался с обсуждения погоды и после этого, беседа входила в свободное русло.
— Как продается твой замечательный продукт, Онуфрий Карпович? — спросил купца Манина Картымазов.
— Отлично, не успеваю изготовлять. Нанял уже пятерых парней и троих девок — работают с утра до ночи, и все не хватает.
— По-прежнему торгуешь с Верховскими княжествами? — спросил Филипп. — Не опасно ли? Они там вечно дерутся между собой за землю — можно и под руку попасть.
— А я давно уже сам туда не езжу, — рассмеялся Манин, — теперь помощники мои возят, продают, я же в основном за изготовлением слежу, а то один раз не усмотрел и целая партия мутной пошла.
— Ругались, небось, покупатели? — улыбнулся Картымазов.
— Да нет, они даже не заметили, им любую дай — выпьют, но я сам имя свое в чистоте блюду. Водичка-то Манинской зовется, а честь купеческая — она ведь любых денег дороже.
— Ты уже пошлину за прошлый год в казну отправил? — негромко спросил Медведева сидящий рядом Картымазов, и Медведев молча кивнул в ответ.
Казалось, этот вопрос не имел ничего общего с предыдущим разговором, но все догадывались, что между растущим на глазах богатством Манина и той легкостью, с которой, не нарушая привычного уклада жизни, как своего, так и своих людей, Медведев уплатил первую пошлину, есть некая тайная связь, однако вслух никто из тактичности об этом не спрашивал.
— Послушайте, какой замечательный случай произошел у нас недавно… — начал Леваш Копыто, явно желая переменить тему, но тут его прервали.
Еще во время разговора о торговых успехах купца Манина, Медведев краем глаза уловил некое движение вдали в гнезде смотровой вышки, которая была видна ему, возвышаясь над внутренним частоколом. Никола, свесившись сверху за край ограждения, говорил что-то кому-то, кто находился внизу. Спустя некоторое время чуткое ухо Медведева среди множества обыденных звуков уловило глухой стук копыт двух всадников, въехавших через ворота на внутренний двор имения. И вот сейчас к столу робко приблизился Клим Неверов и, многозначительно покашляв, подошел к хозяину. Гости еще оживленнее стали разговаривать, делая вид, будто ничего не случилось, но все знали, что если Неверов позволил себе нарушить традиционный воскресный обед, то произошло нечто достаточно серьезное, а, кроме того, чутким слухом обладал не один Медведев; любитель лошадей Филипп и такие опытные воины как Леваш, Микис и Картымазов тоже поняли, что кто-то приехал.