Так вятская земля совсем мирно и почти добровольно вошла в состав Московского княжества, которое за последние десять лет, с момента покорения Новгорода, выросло более чем в шесть раз.
Интересно то, что в том же 1489 году Великий князь отправил к императору Фридриху и сыну его Максимилиану грамоту, в которой писал, что хочет быть с ним в дружбе, и в этой грамоте Иван Васильевич впервые именовал себя Государем и царем всея Руси…
Посольство возглавил преданный слуга и старый друг великой княгини грек Юрий Траханиот, и одной из главных целей этого посольства было отыскать в Европе и привезти в Москву, согласно списку, большое количество иностранцев, специалистов в самых различных областях, которых в самой Московии не было, и в которых она так нуждалась.
Однако, прежде чем посольство Траханиота отправилось в путь произошло еще много разных событий…
…Еще в конце 1488 года состоялся первый Собор, на котором рассматривался вопрос о еретиках. Митрополит Геронтий был к тому времени уже стар и тяжело болен, архиепископ Геннадий из-за имевших некогда место разногласий с митрополитом не приехал, но был Иосиф Волоцкий.
Собор глубоко разочаровал Волоколамского игумена, впрочем, он почерпнул очень много ценного и полезного для себя. Он понял главное: есть некая сила или некие силы, причем весьма и весьма могущественные (он не исключал даже самого Великого князя), которые не заинтересованы в решительном искоренении ереси. Собор так и не принял никакого решения, кроме осуждения еретиков, бежавших из Новгорода в Москву, которые и так уже были осуждены. Но Иосиф был готов к такому исходу событий. Он уже знал из многочисленных донесений, что ересь при московском дворе укрепилась, притаилась, оплела своей сетью двор и великокняжескую семью, и в этих условиях бороться с ней становилось чрезвычайно трудно. Но Иосиф все обдумал заранее. Теперь ему предстояло сделать весьма рискованный шаг, который мог стоить ему головы в случае неудачи, но который в случае успеха мог привести его к торжеству и полной победе.
Великая княгиня Софья Фоминична была несколько удивлена, когда Паола сообщила ей, что некое высокопоставленное духовное лицо хотело бы повидаться с ней в обстановке самой высокой секретности, поскольку речь будет идти о будущем православной церкви и безопасности как Московского престола так и всей державы.
Софья насторожилась, но, убедившись, что речь идет о знаменитом игумене Иосифе Волоцком, организовала такую тайную встречу поздно ночью.
Никто, кроме верной Паолы никогда не узнал об этой встрече, но, быть может, именно там, во время короткого, холодного делового и предельно откровенного разговора, решилась не только судьба княжества и престолонаследия, но также судьбы многих людей, которые еще ничего о том не ведая, с этой минуты были обречены.
Впервые за все время своего пребывания здесь Софья встретила человека, равного ей по силе воли, глубине ума и почти невероятного искусства предвидеть будущее.
Они сошлись в главном и заключили некий тайный союз.
Встреча длилась недолго, Иосиф, никем не замеченный покинул Кремлевские палаты, утром вполне открыто и официально вернулся в Волоколамск, а Великая княгиня, обогатилась полученным от Иосифа неведомым ей доселе знанием о невидимых пружинах того, что, быть может, происходило рядом с ней, знании особо поразительном, потому что исходило от человека, который жил отсюда далеко, но, казалось, сквозь зелень лесов и синь неба видел все, что происходит здесь в Московском Кремле.
Но главным было не это.
Софья ощутила, что обрела в лице Иосифа могущественного союзника в исполнении своих собственных самых тайных и далеко идущих намерений: ее сыну, великому княжичу Василию, исполнилось десять лет и времени впереди оставалось все меньше и меньше.
Необходимо было все обдумать глубоко и всесторонне, а потом начать действовать, но безошибочно, ибо каждая ошибка могла стать роковой.
Софья начала думать.
Великая княгиня и раньше имела обычай гулять по утрам то с Феодосией, то с Оленой, а то и с обеими дочерьми вдоль строящихся из красного кирпича стен Московского Кремля, наблюдая за их ростом.
Теперь она стала делать это еще чаще.
Бывало, лишь солнце едва покажется из-за горизонта, а Великая княгиня уже задумчиво прогуливается, опередив на несколько шагов, своих фрейлин и охрану. Все думали, что она озабочена постройкой итальянскими мастерами Кремлевских стен и потому так тщательно следит за их работой, и Софья охотно поддерживала это мнение.
Она не раз встречалась с главным строителем кремлевских стен и башен Антонио Джиларди, называемым здесь Антоном Фрязиным, а потом все чаще стала общаться с молодым веселым смуглым итальянцем Джузеппе, мастером кирпичной кладки, у которого она дотошно выпытывала о всевозможных таинствах его мастерства.
Впрочем, не только по утрам, но и по вечерам перед закатом любила Софья навещать гигантскую стройку.
Вот так и сейчас, тихим весенним вечером 1489 года она шагала рядом с Джузеппе на высоте нескольких саженей — настолько уже выросла стена — и слушала его объяснения. Они говорили по-итальянски, и Софья наслаждалась возможностью поговорить с кем-то на языке своей юности.
— Как? — удивленно восклицала Софья. — Значит внутри стены есть пустое пространство? А я была уверена, что она целиком состоит из кирпича.
— Нет, государыня, — любезно объяснял ей Джузеппе — курчавый и черноволосый, сверкая ослепительно белыми зубами, — кирпич с одной и с другой стороны — лишь обрамление стены, а вся ее прочность, ее сила и непробиваемость заключается именно в забутовке, в том, что находится между этими кирпичами. Вот, например, здесь — изволь пройти, государыня…
Софья увидела серую твердую массу, находящуюся между кладками. Из нее торчали куски битого белого камня, из которого была построена кремлевская стена раньше, еще при Дмитрии Донском и которую теперь разбирали, строя новую из широкого, длинного красного «двуручного» кирпича.
— А как же удается заполнить внутренность стены всем этим, ведь кажется, будто все тут едино, слитно.
— Изволь пройти сюда, государыня, — любезно подавая руку провел ее Джузеппе несколько шагов вперед, — взгляни!
Софья увидела, что пространство между стенами заполнено густой жидкостью похожей на кашу.
— Что это? — спросила она.
— Это — раствор; здесь известь, песок и — но это наш большой секрет, — сказал Джузеппе улыбаясь, — неимоверное количество яичных белков. Сегодня мы залили его туда, завтра к утру он станет густым, тогда мы бросим в него все эти камни, — он указал на груду битых белых камней от прежних стен, — и через день все это схватится, засохнет и будет твердым, как железо. Пушечные ядра могут разрушить кирпич, но они никогда не пробьют этой сердцевины.
— Как интересно! — с почти искренним изумлением воскликнула Софья, слегка опираясь на руку Джузеппе. — Скажи мне, и много там этого раствора?