…Целый месяц пробыл Медведев в Твери. Он выяснил все, что желал знать Патрикеев, и мог назвать ему с десяток фамилий самых знатных тверичей, готовых немедленно перейти на московскую службу.
Его миссия завершилась.
Каждый день они встречались с Андреем, но с первой встречи и до последней ни разу больше не говорили о политике, а лишь рассказывали друг другу о своей жизни, делились радостями и горестями, так что теперь казалось, будто Медведев знает все об Андрее, а Андрей о нем, и только во время последней прощальной встречи они снова заговорили о том, что привело их сюда.
— Приходили к тебе Бороздины, Зюзины и Ногие? — спросил, улыбаясь, Андрей. — Хотели перейти в московское подданство?
— Как ты угадал? — улыбнулся Василий.
— Очень просто! Они ко мне приходили тоже и точно так же литовского просили. Бедный Михаил Борисович!
— Мне тоже его искренне жаль, — сказал Василий, — мне кажется, он славный парень и не будь он великим князем, быть может, стал бы нашим другом. Есть в нем что-то… возвышенное, но каковы его слуги! А ведь это цвет тверского боярства!
— Не будем судить их строго, Василий. У каждого из них, так же как и у нас, есть женщины, которых они любят, есть дети, внуки, какая-то собственность, и вдруг все это может быть потеряно из-за того, что одному великому князю захотелось покорить другого.
— А как ты думаешь, Андрей, дело только в самом Иване Васильевиче и в его византийской супруге? Ну, в том смысле, что они хотят захватить все больше и больше земель?
Андрей несколько секунд молчал, будто взвешивал слова, прежде чем произнести их.
— Я думаю, что его личные качества, конечно, играют какую-то роль, но посмотри, что творится во всей Европе! Я тут сидел полгода взаперти, и много прочел за это время, многое также обдумал. Мне кажется, что мы живем во время какой-то смены эпох. Кончается пора славных рыцарей, открытых войн, благородных поединков и начинается эпоха двуличия и лицемерия, тайных заговоров, коварных интриг и мирных договоров, за которыми кроются захватнические намерения.
— А разве так не всегда было? — спросил Медведев. — Быть может, просто в любые времена есть благородство, честь и доблесть, но их всегда мало и потому они не заметны среди подлости, коварства и жестокости, которые царят повсюду.
Андрей хлопнул Медведева по плечу:
— Ты изрядно повзрослел, парень. Мне кажется, пять лет назад, когда мы впервые встретились, ты думал несколько иначе…
— Просто я тогда еще не умел правильно выразить то, о чем думал…
Они рассмеялись, обнялись и простились.
Андрей заверил, что пришлет гонца с приглашением на свою свадьбу и хочет видеть на ней не только Медведева, но и старых друзей: Картымазова и Бартенева. Медведев обещал, что все они непременно приедут, если конечно не помешает служба.
На том и расстались.
Медведев вполне благополучно отчитался перед Патрикеевым, назвал ему фамилии бояр, которые просились в Москву, и подтвердил, что Михаил Андреевич действительно посватался к племяннице короля Казимира.
Патрикеев хмыкнул, выразил удовлетворение, односложно похвалив Василия, но денег никаких не дал, правда обещал, что великий князь готовит для него новое особое и тайное задание и вот тогда-то… А пока, мол, домой — когда надо будет — вызовут. Да не забыть налог во время уплатить!
Медведев отправился домой.
Там его ожидал сюрприз:
— А, знаешь, у нас кое-что интересное без тебя случилось, — сказала ему Анница, помогая переодеться с дороги. — Явился к нам новый человек — молодой, двадцати лет, и все с тобой хотел поговорить. Я сказала, что у нас нет секретов, но он вежливо отказался. Попросил погостить у нас в ожидании твоего возвращения, ну я и отправила его к Неверову. А Клим тут же арестовал его, да посадил в клетушку — ну ту, что они сделали для временно задержанных до выяснения обстоятельств. Приходит ко мне и говорит: «Да никакой он не Сева Руднев! Я его сразу узнал: это Ерема Селиванов, сын тех самых Селивановых, которые когда-то всех нас потравили, а Степана выпустили».
Медведев сразу вспомнил.
Остерегайся людей с фамилией Селиванов…
Так предостерегал его в последнем письме Иона.
— Гм, интересно, зачем же он явился, если знает, что здесь ему совсем не рады. Он что, изменил не только имя, но и внешность?
— Да нет. Я то их особо не помню, Селивановых этих, а вот Клим — они ж вместе у Антипа были, — помнит очень хорошо. Он сказал, что просто повзрослел парень — тогда ему было пятнадцать, а сейчас — уже молодой человек, но никаких попыток изменить свою внешность он, по-видимому, не делал.
Медведев рассказал Аннице о предупреждении старца Ионы, а также о том, что совершили Селивановы в 1479 году, во время его отсутствия, когда он поручил строго охранять схваченного случайно Степана Полуехтова.
— Все это интересно, — сказал Василий. — Надо с ним поговорить. После обеда вели позвать его и послушаем вместе, что он скажет.
Подросший, окрепший, возмужавший — широкоплечий парень с могучими бицепсами низко поклонился и голосом, дрогнувшим от волнения, сказал:
— Государь мой, Василий Иванович, государыня Анна Алексеевна, я понимаю, что после всего, что случилось пять лет назад, вам будет трудно поверить моим словам. Вам будет трудно поверить, что еще тогда, когда я был мальчиком, Василий Иванович стал для меня просто кумиром, и если бы он не был в отъезде, а родители силой не заставили меня подчиниться, я никогда не стал бы участвовать в том, что они совершили. Но прошлого исправить нельзя, и я лишь могу сказать, что все эти годы главным моим стремлением было прийти сюда. В пятнадцать лет, когда я уже было направился к вам из глубины Великого Литовского княжества, куда меня увезли, меня захватили в плен татары хана Менгли-Гирея, сделали рабом, а потом гребцом на галерах и два года я, прикованный цепью, вместе с такими же несчастными, ворочал огромные весла в затхлом и душном трюме…
Теперь понятно, откуда у него такие бицепсы. Похоже, здесь он говорит правду.
— … Затем, — продолжал Ерема, — нашу галеру потопили турки, и я снова попал в рабство, на этот раз турецкое. Вызволил меня из этого рабства капитан из Генуи, который взял наше судно на абордаж, потопил его, а турков перебил. Но он оказался пиратом, и мне пришлось плавать с ним несколько лет, занимаясь пиратским промыслом в Средиземном море, прежде чем я обрел долгожданную свободу. Я не буду отнимать вашего времени, рассказами о моих скитаниях, поскольку это не имеет отношения к делу, а пришел я сюда лишь с одной целью: попытаться искупить вину моих родителей, да и мою тоже, хоть был я тогда несмышленым мальчишкой. Думаю, что я, быть может, единственный на всем белом свете человек, который владеет тайной, за которую сильные мира сего заплатили бы огромные деньги, но я не случайно, воспользовавшись обстоятельствами, переменил имя и фамилию. Я не боялся грозных татар, не боялся свирепых турков, я чувствовал себя спокойно среди кровожадных пиратов, однако, ужас, леденящий сердце, охватывает меня, когда я вспоминаю о людях, на первый взгляд тихих, спокойных и мирных, которые, оказывается, втайне страшнее всех перечисленных мной выше извергов. Я очень боюсь, что обладание этой тайной может стать для меня смертельным, и я знаю единственного человека, который в силу своего необыкновенного мужества, смелости и решительности, быть может, окажется в состоянии хоть как-то противостоять этим страшным людям. Этот человек — ты, Василий Иванович, но я не уверен, имею ли я право говорить о столь жизненно опасных вещах в присутствии твоей супруги.