— Ну что ж, поговорим, — согласился он.
— Это правильно, сынок! — улыбнулся Леваш. — Ох, прости, великий хан — вырвалось! — притворно смутился он и низко поклонился Богадуру, а когда выпрямился, очень серьезно произнес — У меня нет своих сыновей, потому каждого молодого воина, мне хочется так назвать! — Вдруг он неожиданно подмигнул и широко улыбнулся, поглаживая свои длинные, как у запорожских казаков усы, — Однако, я надеюсь, мы не будем разговаривать на холоде, сидя на конях?
— Конечно, — снисходительно улыбнулся Богадур, — Прошу в мой шатер!
Леваш спешился с легкостью неожиданной для большого, грузного человека и весело крикнул:
— Фома! Тащи все сюда!
Через несколько минут ковер на полу шатра Богадура был уставлен восточными яствами, из походных запасов ханского сына, и вполне западными разносолами из погребов Синего Лога. Хозяин и гость устроились на ковре и Леваш, поднимая огромный кубок крепкого домашнего меда, проникновенно сказал:
— Я хочу выпить за твое здоровье, сынок, ты ведь позволишь называть тебя так старому вояке, в то время когда твой настоящий отец — великий хан Ахмат находится далеко?
— Я пью только кумыс, — холодно ответил Богадур.
— Вот и отлично, сынок, просто замечательно! Ты выпей кумыс, а я — доброго меду!
Задрав голову, Леваш опрокинул кубок в рот и, проглотив его содержимое одним мощным глотком, крякнул, громко отрыгнул, а затем, откусив большой ломоть бараньей лопатки, не переставая жевать, обратился к Богадуру:
— Так расскажи мне, сынок, что там случилось на этом проклятом броде?
Богадур высокомерно посмотрел на жующего, громко чавкающего Леваша и холодно ответил:
— Убийство.
Леваш застыл, перестав жевать. Потом как бы удивился:
— Ах, вот оно что! Убийство… Так-так-так… Понимаю… Кто же кого убил? И как вообще до этого дошло?
— Мои люди под командованием Саида, вышли на лед Угры в районе брода возле этой как ее Ба… Ба… Тьфу, шайтан, с вашими названиями!
— Бартеневки — подсказал Леваш.
— Да. А навстречу с московской стороны ехала женщина в санях и какие-то люди верхом. Эти-то верховые все и начали. Они без малейшего повода, без всякого предупреждения выхватили сабли и бросились на моих людей. Те, естественно, вынуждены были защищаться. И тогда с московской стороны посыпался град стрел. Мои люди не успели даже выхватить луки, как были беспощадно расстреляны. Девять человек погибли на месте, остальные отступили перед многочисленным отрядом московитов, которые немедля пустились в погоню, и тогда моим людям в качестве защиты, пришлось взять в заложницы женщину, что была в санях — потом выяснилось, что это и есть хозяйка этой самой Ба… Ба… Бартеневки, шайтан!
— Ай-ай-ай, какой прискорбный случай, — стал сокрушаться Леваш. — И что же, — весь этот огромный отряд московитов был на реке, когда по ней двинулись твои люди?
— Нет, насколько я понял из рассказа Саида, сначала на льду было несколько человек. Отряд появился позже.
— Так-так-так… Очень интересно… Однако, я не пойму — что же получается? Всадники, о которых ты говоришь, не стреляли, потому что напали на твоих людей, кто же тогда засыпал их градом стрел?
— Саид сказал, что среди московитов был один опытный лучник. Он и стрелял. После того как от его стрел пали девять человек, из засады выехал Саид с пятеркой оставшихся, и тогда на берегу показалась целая толпа московитов.
— Ага! Ты произнес — «Из засады»! А скажи-ка мне, сынок, а то я не понял, — почему он был в засаде этот твой Саид? На кого? Зачем?
— Он охранял отряд, который выехал на лед для проверки брода. И он все видел!
— Вот как? Так-так-так… Очень интересно… Гм, видишь ли, я не знаю твоего Саида и не хочу сказать, что он лжец. Просто, я думаю, что он не все видел. А теперь послушай, что говорят другие свидетели, которые тоже там были и все видели. Хозяйка Бартеневки Анастасия Картымазова возвращалась к себе домой в санях, сопровождаемая двумя людьми из Медведевки. Они доехали до середины реки и тогда вдруг твои люди с гиканьем и дикими криками совершенно неожиданно бросились на них с противоположного берега, обнажив сабли…
— Это неправда! — перебил Богадур. — Мои люди получили приказ не обнажать оружия первыми! Мои люди никогда не нарушают моих приказов!
Леваш глубоко вздохнул, посмотрел куда-то в сторону, потом покивал головой и ласково, по-отцовски сказал Богадуру:
— Послушай-ка меня, сынок. Я провел на войне большей дней, чем ты прожил на этом свете, и вот что я тебе скажу. Сколько бы ни было свидетелей, мы с тобой никогда не узнаем, кто первым обнажил оружие на том броде. Очевидцы с твоей стороны и очевидцы с их стороны всегда буду видеть один и тот же бой по-разному. И самое интересное, это то, что каждый из них будет прав. А знаешь почему? Потому что на войне не бывает виновных. Те, кто идут в бой, знают лишь одно — перед ними враг, и если врага не убить, он убьет тебя. А откуда они это знают? Потому что им это когда-то сказали. А кто же им это сказал? Их вожди, короли, ханы да великие князья. Они говорят тебе: вот твой враг, иди и убей его. Ты идешь и убиваешь. Или он тебя убивает. Разве ты виноват? Или он виноват? Ты понимаешь, о чем я говорю, сынок? В том, что произошло на броде через Угру, нет ничьей вины!
— Чего ты хочешь? — холодно спросил Богадур.
— Твои люди правильно сделали, что взяли Настю, когда отступали перед превосходящими силами противника. Я их понимаю — я сам часто брал заложников в таких случаях! Но теперь все позади. Они живы, и им уже ничего не грозит. Анастасия Бартенева — жена моего молодого приятеля, с отцом которого мы воевали спина к спине на многих войнах в Европе и Азии. Отпусти ее и ты поступишь, как благородный воин!
— Я не могу этого сделать, — отрицательно покачал головой Богадур, однако, после короткого колебания добавил — Точнее, могу, но на определенных условиях.
— Каких же?
— За жизни девяти моих людей я мог бы потребовать девять жизней московитов, и это было бы справедливо. Но я великодушен. И я почти согласен с тобой насчет того, что на войне не бывает виновных. Поэтому я готов поступить так: жизнь за жизнь. Я верну Настасью Бартеневу взамен на того лучника, который убил моих людей.
Леваш пристально посмотрел на Богадура:
— И что же ты с ним сделаешь, с этим лучником? — спросил он.
Богадур впервые улыбнулся.
— Наверно, ты полагаешь, что я велю казнить его какой-нибудь страшной восточной казнью… Но ты ошибаешься. Я отношусь с уважением к противнику, особенно сильному. Если один лучник в течение минуты убивает девятерых воинов — он мастер. Однако, тебе, вероятно, неизвестно, что я сам считаюсь одним из лучших стрелков Сарай-Берке. Я предложу этому московиту поединок на луках. И пусть Аллах рассудит, кто из нас лучше владеет этим оружием.