Они продолжали играть свои роли, хотя оба прекрасно понимали, что это уже ни к чему. Вероятность того, что Аксюков кому-то срочно понадобится, приближалась к нулю. Станция была мертва на девяносто пять процентов. Жизнь теплилась только в аварийном четвертом блоке, укрытом саркофагом. Но, что там происходит, никто толком уже давно не понимал. То ли взорвавшийся реактор тоже умирал, то ли копил силы как спящий вулкан, чтобы снова рвануть, заявив о себе на весь мир...
Теофило Балтазар с пультом в руке дремал на своей кровати. По телевизору шла очередная латиноамериканская мыльная опера. При появлении Виктора Теофило приоткрыл один один глаз.
– Просыпайся, разговор есть! – сказал тот.
Кубинец зевнул и выключил телевизор.
– А до завтра твой разговор подождать не может? Я устал как собака...
– Не может! – покачал головой Виктор, присаживаясь на свою кровать. – В Аденском заливе пираты опять захватили судно. Мне только что звонило руководство. У тебя в Пунтленде не осталось агентуры, которую можно задействовать для его освобождения?
Кубинец положил пульт на тумбочку и приподнялся на подушке.
– Осталось, конечно. А вы что, хотите освобождать их силой?
– Как получится. Это решаю не я... – уклончиво ответил Виктор, отведя взгляд в сторону.
– Угу, понятно после едва уловимой паузы потянулся за сигаретами Теофило. – Ты что-то не договариваешь, Виктор. А не зная, о чем идет речь, я не смогу тебе помочь. Так что лучше перезвони своему руководству и уточни свои полномочия. А я пока перекурю.
– Умный мальчик хмуро сказал Логинов, глядя, как кубинец прикуривает.
– А ты сомневался? – выпустил дым Теофило.
– Да нет, просто лишний раз в этом убедился. Ладно, выкладываю начистоту, но без деталей, поскольку я их и сам еще не знаю... Судно не российское. На нем тайно перевозились ядерные материалы в количестве, достаточном для создания атомной бомбы. Малогабаритной.
– Ого! – присвистнул кубинец. – Пираты об этом знали?
– Нет. Судно было захвачено случайно...
– Ну это навряд ли проговорил кубинец.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Пиратство в Сомали – это бизнес. Неплохо организованный. Случайно никто ничего уже давно не захватывает. Чтобы гарантированно получить выкуп, нужно, чтобы на судне был ценный груз. Или люди, родственники которых в состоянии выложить несколько миллионов гринов...
– Понятно. Так ты сможешь помочь?
– Теоретически – да. Но для этого нужны две вещи...
– Какие?
– Санкция моего руководства и деньги. Девиз Сомали: я и Сомали против всего мира; я и мой тейп против всего Сомали; я и мой брат против своего тейпа; я против своего брата... В адаптированном переводе это означает, что каждый сомалиец за достаточно большую сумму продаст что и кого угодно. Но только по предоплате.
– О какой сумме идет речь? Хотя бы ориентировочно? – поднял в руке телефон Виктор.
– От ста гринов за Сомали до ста тысяч за брата хмыкнул Теофило.
Стоимость одного грамма калифорния, произведенного в промышленных условиях, составляла около десяти миллионов долларов. Ликвидация последствий даже сравнительно небольшого ядерного взрыва, соответствующего по мощности бомбе, сброшенной на Хиросиму, по оценкам специалистов, должна была обойтись примерно в пятьдесят миллиардов. На этом фоне названные Теофило суммы выглядели смешными.
– Я думаю, с финансированием проблем не будет! – сказал Виктор, нажимая кнопку вызова.
Сунув в карман персональный дозиметр, Андрей Аксюков вышел из кабинета и запер дверь с табличкой «Заместитель главного инженера по научной работе Аксюков А.В.» Табличка порядком поблекла. Обновлять ее смысла не было. Чернобыльская АЭС все больше смахивала на корабль мертвецов.
Шаги направившегося к лестнице Андрея отдавались гулким эхом в пустынном коридоре административного корпуса. Большинство персонала давно сократили. Аксюкова пока держали, но в подчинении у него осталось всего два инженера-исследователя. Они были нужны, поскольку в процессе вывода реакторов из эксплуатации периодически возникали вопросы, требующие создания новых технологий. Теоретические решения разрабатывали профильные КБ и институты. Внедряли их на АЭС подчиненные Аксюкова.
Несмотря на мрачность обстановки, сам Андрей был бодр и полон энергии, хотя и старался это тщательно скрывать. До недавнего времени он тоже с ужасом думал о том дне, когда распишется в отделе кадров под уведомлением о своем сокращении. Сейчас Аксюков был близок к тому, чтобы подать заявление об увольнении по собственному желанию. Но торопиться было нельзя. Ядерная физика очень тонкая материя.
Спустившись по лестнице, Андрей направился по переходу в машинный зал. Перед входом в реакторную зону он переоделся в раздевалке инженерно-технического состава. Одежда у ИТР была такой же, как у рядовых работников, а вот защитные каски белыми. Впрочем, теперь это не имело значения.
Миновав стационарный пост дозиметрического контроля, Аксюков оказался в реакторной зоне. И тут же начал спускаться вниз, где в одном из подвальных помещений располагалась лаборатория. На ее двери под категорией пожароопасности было написано: «Посторонним вход запрещен!» Над дверью также имелось световое табло с надписью: «Внимание, идет эксперимент! Не беспокоить!»
Андрей протянул руку к звонку и утопил кнопку. Над дверью имелась миниатюрная видеокамера, и уже пару секунд спустя электрозамок приглушенно щелкнул. Тяжелая металлическая дверь приоткрылась. Андрей потянул ее на себя, вошел в лабораторию и тут же закрыл.
– Хай, шеф! – шагнул навстречу Аксюкову тощий невысокий Валерий Сахно. – С вас бутылка спирта и Нобелевская премия!
При своей субтильности он обладал басовитым голосом, так что люди, предварительно общавшиеся с ним заочно, по телефону, при личной встрече бывали немало удивлены. Они рассчитывали увидеть эдакого Илью Муромца, а встречались с пигмеем-головастиком.
– Что, получилось? – спросил Аксюков, глядя на светящуюся физиономию Сахно.
– А вы сомневались?
– Володя? – посмотрел Аксюков на второго инженера-исследователя, сидевшего в углу лаборатории.
– Валерон – гений даже вроде как с сожалением сказал Владимир Халецкий.
– Так! – быстро прошел к лабораторному столу Андрей. – И где он?
Сахно обошел Аксюкова и щелкнул выключателем. Яркая лампа осветила стеклянную колбу, на дне которой белело небольшое количество порошка. Он был не чисто белого цвета, а слегка желтоватым.
– Вот он, шеф! – сказал Сахно. – Дииодид калифорния.