Отпуск затянулся. Подумать только: если еще несколько недель назад кто-нибудь сказал бы Михаилу Дмитриевичу, что валяться на солнышке и бить баклуши может надоесть – он бы поднял этого выдумщика на смех. Ведь в родном московском офисе, где пятый год после окончания института трудился сисадмином Миша, пока что дичившийся непривычного «взрослого» обращения по имени-отчеству, круглый год только и разговоров было, что о бывшем и предстоящем отдыхе: пляжах Египта и Турции, серфинге Таиланда и Доминиканы, лыжных трассах Австрии и Швейцарии, дайвинге Мальдив и Сейшел… А вот теперь и песок был не в радость, и ласковая теплая водичка, и жаркое солнце…
«А в Москве сейчас, наверное, холодно, – вздохнул Миша, перевернув страницу. – Мороз, гололед, пробки… Эх, где ж ты, Златоглавая?..»
– Мишка! – пробегая мимо, хлопнула лежащего по упитанной ягодице Светка – молодящаяся дама прилично за тридцать, в прошлые, «мирные», времена пару раз пытавшаяся заигрывать с робеющим при виде ее мощных прелестей юношей. – Хватит валяться! Приехал кто-то, слышишь? Вдруг за нами?
Со стороны отельного комплекса раздавался едва слышный шум автомобильных двигателей – дама обладала изумительным слухом.
Разговоры о безнадежно запаздывающей помощи давно навязли в зубах. Но о чем было беседовать немногочисленной «русскоязычной» колонии некогда престижного и многолюдного, а теперь – почти необитаемого отеля-города.
К слову сказать, пускали сюда далеко не всех граждан бывшей одной шестой суши. «Настоящие» европейцы – немцы, французы, англичане, итальянцы и прочие «арийцы» – на дух не выносят выходцев из-за давным-давно проржавевшего и рассыпавшегося железного занавеса. И если дальних своих родичей из бывшего соцлагеря и примкнувших к ним жителей восточно-балтийского побережья они еще готовы терпеть, то при одном лишь дуновении русского духа… Одним словом, за отдых «без этих русских» они были готовы выложить столько евро, что между вожделенным отдыхом «без соотечественников» и основной массой потенциальных отдыхающих вставал уже не железный, а по-настоящему золотой занавес. И тем приятнее было, преодолев его, чувствовать себя избранным…
«Ну да, – горько подумал Миша, складывая книжку и неразлучную видеокамеру в неизменный среди соотечественников пакет шереметьевского дьюти-фри. – Избранники, блин. Второй сорт, всегда и всюду – второй сорт…»
Впереди с таким же пакетом – настоящим паролем, по которому опознавали «своих» наши соотечественники, – спешил подтянутый господин в плавках от известного кутюрье. Девятых не был с ним знаком, но тот явно трудился не сантехником и не трактористом.
– Как вы думаете, – повернул мужчина ухоженное лицо к Мише, как раз поравнявшемуся с ним, – на этот раз за нами?
– Не знаю, – пожал плечами молодой человек. – Не на вертолетах?
– У наших властей на своих граждан денег никогда не хватает, – зло бросил подтянутый господин. – Как налоги драть, так пожалуйста, а как дойдет до обязательств – по остаточному принципу. Пригнали, поди, пару автобусов, набьют, как селедку в бочки, и трясись несколько часов в духоте и тесноте…
– Да хоть как бы вывезли, – буркнул Миша. – Я и на грузовик согласен. Открытый…
Увы, это снова были вовсе не российские спасатели: перед реденькой кучкой россиян разной степени одетости – язык не поворачивался назвать это толпой – с автоматами наперевес замерли египетские военные, облаченные в песчаный, в соответствии с местностью, камуфляж и черные береты. Их было совсем немного – сколько может вместиться в два армейских джипа, а значит, никого вывозить они не собирались.
При виде оружия, направленного на мирных людей, молодой человек почувствовал себя не очень хорошо: как большинство сверстников из состоятельных московских семей, он откосил от армии. Даже не откосил – вопрос о его призыве вообще не возникал, поскольку мама и папа начали заботиться о том, чтобы единственное чадушко избежало ужасов российских вооруженных сил еще за добрый десяток лет до возникновения проблемы. Вовремя подключенные знакомые врачи (папа работал главным хирургом известной офтальмологической клиники) снабдили Мишу таким количеством убойных справок и медицинских заключений, что его даже не вызывали на медкомиссию при военкомате, сразу вручив «белый билет». Но армия тем не менее присутствовала грозным призраком все время учебы в институте: он помнил, как тряслись при словах «повестка» и «военкомат» его однокурсники.
И вот теперь автоматы Калашникова смотрели черными голодными зрачками в животы своих «земляков»…
– Все собрались? – осведомился по-английски высокий худощавый араб в лихо заломленном набок берете с огромной кокардой: его матерчатые в цвет мундира погоны Мише ничего не говорили, но, судя по немалого размера золотым звездам, их носитель был офицером.
– Вы обязаны нас вывезти! – выступил вперед тот самый подтянутый господин в плавках «от Версаче». – Нас осталось мало, все остальные уже вывезены. Доставьте нас хотя бы до Каира!
– Вы еврей? – выслушав его, спокойно осведомился офицер.
– А какое это… – смешался от неожиданного вопроса мужчина. – Какое это имеет значение?
– Мы уполномочены собрать и вывезти только граждан Израиля, – пожал плечами египтянин. – А также граждан других стран, принадлежащих к еврейской национальности. Такой у меня приказ.
– А чем жиды лучше остальных? – прогудел тучный усатый мужчина, неприязненно косясь на стоящего рядом с ним чернявого носатого толстячка.
– Ничем, – улыбнулся офицер. – Просто Египет ведет войну с израильскими агрессорами, и все граждане государства-противника, находящиеся на египетской территории, должны быть интернированы. Это закон войны. Так что, господа, не будем терять времени и быстренько принесем ваши документы из номеров. Все, без исключения.
Отдыхающие продолжали толпиться безмолвной кучкой, не торопясь трогаться с места.
– Это приказ, – белозубо улыбнулся араб. – Или вы хотите более весомых аргументов? Ахмед.
Широкоплечий приземистый солдат, больше смахивающий на негра, чем на араба, вскинул вверх автомат и ударил длинной очередью в безоблачное небо под истошный женский визг.
Не успели горячие звонкие гильзы завершить пляску, как мощенная цветной плиткой площадка перед отелем опустела…
* * *
– Быстрее, быстрее…
Зиновий Самуэльевич почти толкал свою супругу, дородную Розу Ефимовну, перед собой. Получалось плохо: страдающая диабетом, астмой, артритом и еще добрым десятком хворей, дебелая матрона просто не могла перемещаться в темпе, задаваемом сухоньким мужем, в свои семьдесят с изрядным хвостиком лет сохранившим поистине юношескую подвижность. Да и выстроенный для удобства инвалидов-колясочников наклонный пандус, по которому карабкались к своему номеру старики, не способствовал этому. Лучше, конечно, чем по лестнице, но… Пожилая женщина пыхтела, стонала, обливалась потом, жаловалась на злодейку-судьбу и изверга-мужа, но скорость перемещения от этого практически не менялась.