– Товарищ Сталин, – спокойным уставшим голосом произнес Михаил Николаевич, – я считаю, что товарищи, внесшие без малого тысячу правок и дополнений, не меньше меня заслуживают того, чтобы их имена вынесли на титульный лист доклада. Кроме того, без вашей инициативы и координации он бы вообще не появился. Поэтому я считаю правильным при публикации указать на то, что доклад подготовил коллектив авторов под вашим руководством, а не лично я. Ибо иначе это будет неправильно и неверно.
Сталин внимательно посмотрел в глаза Тухачевскому. Пожевал мундштук трубки. Шаг, нехарактерный для прежнего Тухачевского, как, впрочем, и для текущего руководства РККА, выбил его из колеи. Тот же Егоров просто спал и видел, чтобы его портреты висели на каждом углу, а газеты трещали без устали о его гениальности и беспрецедентном вкладе в дело революции во время Гражданской войны. А тут маршал, прославившийся своими амбициями и стремлением к личной славе так, что за глаза его называли «Бонапартом», вдруг отказывается от авторства доклада. И это при том, что его содержание выводило имя автора в первые ряды военных специалистов мира. Даже Шапошников, прежде жестко и бескомпромиссно критиковавший идеи и предложения Тухачевского, лишь одобрительно кивает, вытирая пот после длительного обсуждения.
– Хорошо, товарищ Тухачевский, – кладя на стол трубку, кивнул Сталин. – Я думаю, мы пойдем навстречу вашему предложению. Ведь так, товарищи? – обратился он к членам комиссии, которые решительно закивали с весьма довольными лицами. Наибольшее одобрение читалось на лицах тех, чье имя если и заслуживало упоминания, то только в качестве объекта критики. «А ведь он хорошо придумал», – улыбнулся в усы Сталин, смотря на цветущего Егорова, Буденного, Ворошилова и прочих «выдающихся» деятелей РККА. «Хорошо, если Тухачевский отныне будет и дальше пытаться работать в команде, не выпячивая личных заслуг. Но вдруг наш «Наполеон» решил нарядиться «Талейраном»? Вдруг все эти расшаркивания лишь начало работы с кадрами – моими кадрами? Неясно… И пока не пойму – глаз нельзя спускать с этого новоявленного «Лазаря».
Михаила Николаевича привезли домой часов в десять утра второго марта на легковом автомобиле… Он понимал, что Сталин вряд ли поверил ему, решив разыграть сложившуюся ситуацию с наибольшей выгодой для дела. Да и как все это выглядело с его стороны?
Амбициозный авантюрист, поняв, что прежний идейный лидер (Троцкий) в своих планах отводит ему роль жертвенного барана, и почувствовав на шее готовую затянуться петлю, резко меняет не только лагерь, но и тактику. Поскольку по эту сторону баррикады уже есть утвердивший свои позиции лидер по линии вооруженных сил, перебежчик вынужден отказаться от видимых амбиций и претензий на лидерство. Грубо говоря, спасая свою шкуру, волк решил прикинуться верным псом и, усердно виляя хвостом, ждет своего часа, когда хозяин на миг утратит бдительность и отвернется. То, что, «раскаявшись», он просил расстрелять себя как предателя, не может служить основанием для потери бдительности, ибо для него было намного лучше рискнуть головой сейчас, пока еще оставался шанс выкрутиться, чем ожидать, как через год-два ему подарят законную пулю в затылок. А его попытки вкладывать усилия в расположение не только лидера, но и членов новой команды, вообще выглядели подозрительно в глазах Сталина, ведь для него – опытного аппаратчика – такой шаг был очевидным маневром в области работы с кадрами, на которой он сам в свое время и смог выбраться в лидеры.
Впрочем, обновленный Тухачевский несильно переживал по этому поводу, потому что он твердо знал – личные амбиции для Сталина всегда были на втором месте по сравнению с общим делом. А угроза предстоящей большой войны не столько народов, сколько идеологий, заставляла Иосифа Виссарионовича очень трепетно относиться к любым грамотным специалистам. По крайней мере, воспоминания из прошлой жизни подсказывали Михаилу Николаевичу, что именно понимание неготовности к войне, раздутости эфемерного могущества РККА, которую создал в своих докладах Ворошилов, заставило Сталина инициировать пересмотр многих дел по «врагам народа». Многие, безусловно, были виновны, но грамотных людей было брать неоткуда, а угроза приближалась слишком быстро, нарастая с каждой секундой. Вот на этом Тухачевский и сыграл, попытавшись стать тем самым компромиссным специалистом, которого можно терпеть при дворе ради пользы общего дела. Но ему и этого было достаточно, потому что то, как к нему будет относиться Сталин потом, зависело только от результатов его работы. Его работы…
8 апреля 1936 года. Москва. Антипьевский переулок. Здание Наркомата обороны СССР.
Ранним утром в понедельник восьмого апреля одна тысяча девятьсот тридцать шестого года Михаил Николаевич Тухачевский вышел во двор, где его ждал легковой автомобиль, положенный ему по должности. Наступил первый рабочий день маршала после вселения в него сознания Агаркова. Вчера ему звонили из наркомата, сообщали о радостном событии и провели небольшую очередную провокацию – предлагали прислать новенький ГАЗ-М1 [16] , который только начали выпускать малыми партиями. Но Тухачевский решил не искушать судьбу и отказался, сославшись на то, что ему хватает и ГАЗ-А. Разумная умеренность в быту, стремящаяся к аскетизму, и работа в команде – вот те два ключевых ориентира, которых Михаил Николаевич решил придерживаться в дальнейшем. Слишком отчетливо в его голове стояли картинки судебных процессов второй половины тридцатых годов, когда при обыске у старшего командного состава армии находили приличное количество предметов роскоши и вещей, не вписывающихся в облик строителя коммунизма. Этот подход, конечно, не спасет в случае чего, но важным кирпичиком очень даже выступит. В конце концов, если вождь народов ходит в обычном френче и весьма умерен в быту, то его маршалу уж точно неуместно проявлять большую пышность.
Накануне они всей семьей гуляли в парке «Сокольники», и, когда дочка убежала к аттракционам, Тухачевский отвел супругу чуть в сторону от гуляющей публики, и у них состоялся серьезный разговор.
– Пойми, Нин, – говорил он ей на ушко, – ситуация очень опасна. Мы теперь с тобой на виду. Даже дома. Даже ночью.
– Как это?
– Нашу квартиру прослушивают. За нами наружное наблюдение. Обрати внимание на неприметного мужчину возле второй колонны. Он за нами присматривает последние полчаса. Думаю, скоро он сменится, чтобы не примелькался.
– Почему? Что ты такое натворил?
– Нин, это долгая история. Я пробую заручиться доверием товарища Сталина. Он мне не верит из-за моих старых игр. Но я его смог заинтересовать. Теперь нам с тобой нужно стать образцовой советской семьей. Соберись. От этого зависит не столько моя карьера, сколько наша с тобой жизнь. Даже Светлана находится под ударом.
– А ты не можешь все бросить?