Теперь следовало осмотреться и принюхаться.
Артефакт на поляне есть, я не ошибся. Просто пока я его не видел, только ощущал слабое присутствие необычного.
– Что там? – спросила Искра.
Пригоршня шикнул на нее, чтобы не мешала. Я постарался сосредоточиться, изучить поляну периферическим зрением – кажущееся слабым, неспособным к улавливанию деталей, тем не менее, оно вполне развито, и люди зря его недооценивают. В потемках, например, лучше смотреть «краем глаза», на движущиеся объекты – тоже. Сейчас не было темно, но я надеялся, что, абстрагировавшись, я что-нибудь увижу. Так и вышло: я заметил странную пустоту слева, на земле. Там должны быть, если мыслить логично, листья.
Присмотрелся пристально: листья.
К счастью, я знаком с основами физиологии – не то что Никита, дальше учебника девятого класса не шагнувший. В частности, знаю: чуть ли не половину из того, что мы «видим», мозг дорисовывает. Человек моргает, не замечая этого – работа мозга, великого художника-реалиста. Привычные детали, детали, которые должны быть здесь, исходя из логики и нашего представления о мире, мозг так же может дорисовать.
Я снова полуотвернулся, сосредоточившись на останках манипулятора, и вздрогнул.
Слева от меня, буквально в полуметре, на земле не было листьев. Собственно, земли тоже не было – ничего не было, слепое пятно.
Вгляделся пристально – листья. Отвернулся – ничто.
Должно быть, это и есть артефакт.
Осторожно приблизился, каждый миг ожидая какой-нибудь ловушки, присел на корточки и принялся ощупывать землю.
– Там ничего нет, – заволновался Никита, решивший, наверное, что у меня отъехала крыша.
– Именно, – сквозь зубы пробормотал я, нащупывая нечто.
Было оно прохладное и почти невесомое – чуть плотнее воздуха. Небольшое, с картофелину. Не обладало оно и выраженной плотностью или весом – я просто нащупал, подхватил, но не с усилием, как поднял бы камень, а лишь с намеком на усилие.
Странное ощущение, будто ветер черпаешь ладонью.
– Ээээ… Химик! – Пригоршня выругался. – Ты где?!
– Тут, – пробормотал я, пытаясь хоть как-то рассмотреть артефакт. Не получалось – его попросту не было видно.
– Слышу тебя! – возликовал Пригоршня. – А где – тут?
– Да здесь, – меня начала раздражать дурацкая шутка. – Прямо перед твоим носом. Никуда не уходил.
– А почему я тебя не вижу?!
– То есть – не видишь?
Я поднялся, по-прежнему бережно держа невесомый предмет.
– Вот, перед тобой, в трех метрах.
Никита запаниковал. Вообще паникующий Пригоршня – зрелище не для слабонервных. Он вытянул из кобуры гаусс-пистолет, но целиться не стал, держал у живота, под углом в сорок пять градусов, чтобы не прострелить себе ногу и ни в кого не попасть.
– Кончай придуриваться! – рявкнул напарник. – Ты куда делся?!
– Мы правда тебя не видим, Химик, – подтвердила Искра.
Ее происходящее не удивляло – мало ли странного случается рядом с Великой топью, подумаешь.
До меня дошло. В школе говорили: «доходит, как до жирафа» – вот и я стормозил. Сунул артефакт в карман, разжал пальцы.
Пригоршня вскрикнул и от неожиданности отшатнулся, плюхнувшись на задницу. Май раскрыл рот. Искра попыталась что-то сказать, но не смогла.
– Поздравляю, – подытожил я, – теперь мы можем становиться невидимыми. Как думаете, на болотах это пригодится?
– В Великой топи все пригодится, – серьезно ответил Май. – Там очень трудно выжить.
* * *
Великая топь открылась нашим взорам внезапно: только что мы продирались через лес, ставший густым, хотя стволы толще моего запястья попадались редко. Деревья здесь были кривыми, под ногами чавкало, мы по щиколотки проваливались в пружинящий пышный мох.
И вот – лес оборвался. Перед нами была череда кочек, а потом – равнина, край которой терялся в туманной дымке, и не понятно было, насколько далеко она простирается.
Пораженные, мы замерли на месте. Искре с Маем пейзаж наверняка был знаком, а мы с Никитой подобного раньше не видели.
Великая топь дышала.
Нас окатывало волнами относительно теплого воздуха, пахнущего травой, мхом, грибами и гнилью. Если присмотреться, казалось, что поверхность болота медленно вздымается и опадает, как грудь спящего великана. Вокруг стало тихо, гораздо тише, чем в лесу: где-то надрывно кричала одинокая птица, кричала равномерно, на одной ноте, как сирена воздушной тревоги, и в промежутке между воплями особенно отчетливо разливалась вязкая, вековечная тишина.
Ближний к лесу край Великой топи еще напоминал обычное болото: моховые кочки, на таких любят расти подберезовики – особые, болотные, с бледной упругой шляпкой размером с пятак и пестро-серой крепкой ножкой; еще такие кочки по осени усеяны клюквой, будто рассыпавшейся из ведра – глянцевой, круглой, бордовой. Кое-где виднелись чахлые кустики и деревца, еле держащиеся на нетвердой почве.
Но дальше начиналось невиданное.
Предполагаю, такие топи встречаются и в нашем мире, где-нибудь в Сибири, но для меня география родины ограничивается Зоной и ее окрестностями, а там природа разнообразием не блещет.
Здесь и там темнели прогалины, полные черной воды – бочаги, настоящая топь, подходить к ним опасно. Попадешь – не выберешься, на дне – метры ила, засасывающего не хуже зыбучих песков. Над омутами вился пар, застилавший обзор. Мне стало ясно, что горизонт куда ближе, чем кажется, – просто туманно. Ни кочек, ни холмов, ни леса – только мох и извивающиеся змеи ручейков.
Без проводника здесь сгинешь за десять минут…
– Нам туда, – Искра махнула вперед.
Ее более разговорчивый брат решил прочитать лекцию по технике безопасности.
– Я иду впереди, за мной – Пригоршня, потом – Химик, замыкает Искра. Повторять всякое движение, не спорить – ваша обязанность. Не отступать от пути, лучше всего двигаться след в след.
– Короче, – зевнул Никита, – ты не боись, это мы умеем.
– В воду палками не тыкать, дорогу перед собой прощупывать, – Май не обиделся на резкое замечание. – Если кто провалится, за ним не бежать, ближе не подходить, сунуть слегу. Если провалились, свой посох положить на воду, держаться за него. Протянут ветку – хвататься. За мох и траву держаться бесполезно. Если что-то увидели – движение, что-то странное, – говорите нам. Если что-то услышали – тоже. Вы в Великой топи новички, не бойтесь показаться дураками. Лучше спросить об очевидном, чем сгинуть. Здесь повсюду под водой – кости…
Вряд ли Великая топь образовалась после войны, скорее, была здесь издревле. Я мог представить себе первобытного человека, смотрящего на ее просторы из-под лохматых бровей, мог представить вооруженных копьями и луками воинов, ложащихся в темную воду в битве за давно сгинувшего царя. Мог представить навесные мосты – «экологическую тропу» – и туристов в облегающих комбинезонах. И вот история сделала виток: мы, почти первобытные, ступаем на пружинящую почву болота.