Едва мы вышли из изолятора, дверь захлопнулась сама собой. Телепорт, присыпанный снегом, напоминал юрту. Неподалеку под огромными сугробами угадывались развалины. У сооружений не осталось даже крыш, лишь ржавые балки, коричневые стены и столбы, торчащие гнилыми зубами.
– Совсем стихия разошлась! – прокричал Картограф, поворачиваясь, чтобы перекрыть свист ветра.
Сверившись с устройством, он прищурился и махнул направо:
– Нам туда.
Мы шли, по колено проваливаясь в снег. Ветер хлестал сбоку, и левая половина лица оледенела – пришлось замотаться шарфом, оставив открытыми лишь глаза. Я пожалел, что не сменил «берцы» на валенки: скоро начнут мерзнуть ноги.
Услышав сдавленный рев, мы замерли, завертели головами, и я увидел между деревьями птицедракона, наполовину заметенного снегом. Еще живой, он тянул к нам голову – типичную голову рептилии. С трудом поднявшись, дракон попытался расправить крылья и рухнул, обдав нас снежной пылью.
Огромное животное с золотой чешуей, олицетворение природной мощи, лежало сломанной игрушкой. Янтарные глаза с вертикальными зрачками смотрели на нас с надеждой.
– Все погибнут, – проговорил Картограф задумчиво. – Они на зиму забиваются в пещеры и там впадают в спячку. Их совсем мало осталось, теперь зима не по расписанию, и они спрятаться не успели.
Снега становилось все больше, и все труднее было разглядеть корни под ногами. Картограф споткнулся и рухнул, успев выставить перед собой руки, а я заметил кусок черной шкуры, сообразил, что препятствие – не корень, принялся копать.
Это была девочка-подросток в шубе, закутанная по самые глаза. Я стянул с ее лица повязку: уже посинела, хотя тело еще не до конца остыло, и суставы гнулись.
– Черт, – выругался я. – Вашего Канцлера надо казнить!
– Идем, ей уже не помочь. Нам уже недолго, – на шарфе, закрывающем его лицо, напротив рта образовались кристаллики льда.
Деревья становились все ниже. Вскоре мы вышли на опушку, поросшую самосевом размером с обычную сосну. Картограф посмотрел на прибор, где было подобие навигатора, и уверенно зашагал вперед.
Снег падал настолько плотно, что заставы видно не было. А хотелось бы узнать, что там. Мертвая девочка не просто так попалась нам на пути: наверное, деревенские потянулись в город, надеясь на спасение. Интересно, Канцлер выполнил обещание и взял двести человек крестьян?
Картограф остановился в середине поляны и принялся разгребать снег:
– Помогай. Мы на месте.
Под снегом была бетонированная площадка с обычным откидным люком с двумя ручками. Картограф попытался его открыть, но крышка, видимо, примерзла намертво. Уцепившись за вторую ручку, я напрягся, и люк распахнулся, отбросив меня в сугроб.
Отряхнувшись, полез за Картографом.
По лестнице, слава богу, не железной, а скорее пластмассовой, мы спустились в тоннель. Картограф нацепил налобный фонарик, второй протянул мне: луч разрезал мрак и утонул в темноте.
– На случай ядерной войны, – объяснил Картограф. – Тут хранилась бы техника. Бетонная площадка – люк для старта флаеров.
Эхо громом прокатилось по тоннелю.
– Почему ты знаешь про войну между людьми, а остальные – нет?
– Когда ходил в Столицу, взял не только генератор с преобразователями, но и информационные носители, где были записи, оставленные специально для потомков.
– Опасные сведения.
– Да, потому что на ненависти к нечисти держится власть Канцлера. Убери внешнего врага, и все начнут расшатывать несовершенную систему.
– А сам Канцлер знает, кто с кем воевал?
– Без понятия. Одно ясно: не стремится узнать. Все экспедиции, возвращавшиеся из Столицы, уничтожал именно он. Отбирал добычу и «сливал» людей. Я догадывался об этом, потому перед отправлением в Столицу провел огромную работу с населением, в Городе много тех, кому можно доверять.
– Везде твои портреты висят, – сказал я уже на ходу.
– Они должны были меня героизировать.
Ступали мы осторожно, поводя стволами гаусс-винтовок по сторонам, но никто на нас нападать не спешил. Под землей было ощутимо теплее, и вода, капающая с потолка, не замерзала. Если замереть и прислушаться, то перезвон капель, звучащий на разные лады, завораживал, отвлекал от мыслей о том, что Пригоршня, возможно, уже мертв.
Луч фонарика скользил по стенам и высвечивал белесый мох и черные потеки.
– О подземных ходах, на наше счастье, мало кто помнит.
Донесся скрежет, заставив замереть и насторожиться. До меня дошло, что мы под заставой, и это скрипят механизмы наверху.
– Уже скоро, сейчас должен быть поворот, – Картограф скользнул направо, и мы поднялись по каменной лестнице. Оказывается, под землей был еще и второй ярус, куда сбрасывались отходы. Заверещав, в сторону прыснули мелкие, размером с кошку, твари. Гнилью и пометом завоняло так, что начали слезиться глаза.
Переступая через кучи мусора, немного прошли вперед и снова взобрались по лестнице, упирающейся в стальной потолок.
– Не замуровано? – прошептал я, Картограф приложил палец к губам, потряс люк и, стараясь не шуметь, сдвинул его в сторону.
Вылез, поманил меня за собой.
Мы очутились в просторном, совершенно темном ангаре, заставленном то ли запчастями, то ли разобранными механизмами. Мелкие детали валялись на полу; чтобы не грохнуться, я все время светил себе под ноги. Возле люка у стены был навален никому не нужный хлам, а ближе к выходу угадывались протоптанные в пыли дорожки. По одной из них мы и зашагали. Картограф знал маршрут и потому шел первым.
На ходу я вынул «миелофон», чтоб лучше ориентироваться, где есть люди.
Меня стегануло чужим отчаяньем. Кто-то очень переживал за деревенских, столпившихся под воротами, и хотел их впустить, чтоб они не околели, но приказа не было, и он страдал.
Второй человек боялся, что деревенские начнут штурмовать заставу, и тогда охранникам придется их перестрелять, радовался, что он вчера сдал смену – ему было бы тяжело убивать людей.
Картограф замер возле огромных ворот, приложил ухо к железу – пытался понять, есть ли кто поблизости. Я тоже не мог этого сказать: чужие мысли крутились в голове завихреньями.
Попытался пробиться сквозь них и позвать телепатов, но они были далеко и не откликнулись.
Повернувшись ко мне, Картограф еле слышно прошептал:
– Среди охранников есть свой человек. В бою он потерял правую ногу ниже колена, и его хотели пустить на переработку, но я не дал, и Барка списали сюда.
– Столько времени прошло, – усомнился я. – А если он умер или его перевели в другое место?
– Барк – хороший специалист, и желающих на эту должность мало. Давай хотя бы попробуем с ним связаться.