Разговор происходил в люберовском флигеле, незадолго до назначенного часа, когда нашим героям предстояло взять извозчика и ехать на Васильевский в дом Миниха. Все в этой авантюре вызывало протест в Матвее. Его раздражали длинные и неприятно округлые речи Люберова. Начнет говорить, и слова сами собой катятся, плавно и неторопливо цепляясь друг за друга. А на лице дурацкая улыбка, словно он не на серьезное дело идет, а на свидание с любимой девицей. А может быть, это и есть для него свидание, когда родительский дом ощущается живым существом, утраченным по воле злого рока. И эта странная фраза: «Этот дом не предаст меня, я знаю…»
Если бы Матвей знал лучше своего нового приятеля, он понял бы, что Родион, обычно молчаливый, не просто волнуется, он напряжен до предела, и напряжение это было приятным. «Сегодня решается судьба моя, — так он думал, — я все ставлю на кон и выиграю». Ему не хотелось копаться в собственной душе, выделяя главное и второстепенное. Сколько раз он думал: пора идти в дом Миниха! И все откладывал опасный поход. Инстинкт самосохранения услужливо шептал: подожди, у тебя нет всех сведений, у тебя нет помощника… Тогда Родион не мог сам себе сознаться, что просто боится броситься головой в омут. А теперь не боится. Преодоление страха — это тоже действо в защиту родовой чести, и в дом Миниха он пойдет, не только выполняя волю отца, (читай — за Плутархом), но чтоб бросить вызов всем, кто лишил свободы родителей, а его самого заставил вести тараканий образ жизни.
Теперь в душе его зазвенел новый голос, и этот голос давал приказ, ослушаться которого было невозможно. Как ни странно, в этом очень помог допрос унтера Сидорова. Хорошо поговорили, ничего не скажешь! Конечно, Козловский стал настаивать на немедленном поиске Шамбера, но Родион сказал: «Мы условились соблюдать очередность. Теперь на очереди мое дело». И Козловский сдался. Вообще после сцены в беседке поведение князя Матвея в корне изменилось, исчезли развязность и насмешливость, он все присматривался к Родиону, мол, что еще выкинет этот «кладоискатель» — как он его обозвал.
Князь Матвей говорил, и все на крике:
— Вот уж не предполагал, что буду искать клады! Из-за какой-то призрачной тайны рисковать свободой! И я, дурак, этому потворствую. Хоть бы это чей-нибудь другой дом был! Но ведь фельдмаршал! Про него все говорят — крут…
И еще он говорил:
— В этом чертовом Плутархе мы ищем ключ к моим деньгам. Так? Так… Значит, туда должен идти я! Перестаньте мотать головой, странный вы человек! Поймите, если Миниховы денщики и адъютанты схватят меня, я могу бросить им в лицо любую небылицу. Скажем, у меня был спор в полку, что я проникну в дом фельдмаршала незамеченным. Или намекну, что я волочусь за камеристкой его жены… Ну, губа… ну, вышлют из столицы, переведут в другой полк… не я первый. Но вас-то просто арестуют и отправят в Тайную канцелярию.
Матвею принадлежала идея идти в дом Миниха днем:
— Ночью вы злоумышленник, а днем вас просто не заметят: офицер с пакетом для фельдмаршала от их сиятельства… придумайте по дороге фамилию оного. Главное, в кабинет пробраться. Вы хоть знаете, на какой полке стоит ваш приятель Плутарх?
— Ночью бы у меня достало времени найти книгу.
— Опять двадцать пять! Ночью надо свечи палить. Или вы думаете отыскать Плутарха на ощупь?
Уговорил. Дело осталось за малым, определить день, в который Миниха точно не было бы дома. И день этот немедленно представился. В Конюшенной канцелярии на вторник заказали массу карет по случаю расширенного заседания Сената. Стало также известно, что на заседании будет присутствовать сама государыня. Разумеется, присутствие в Сенате Миниха было обязательным.
Часы пробили одиннадцать. Пора… По дороге уже не препирались, ехали молча. Они слишком мало знали друг друга, чтобы болтать о пустяках, а серьезное все было обговорено.
Трудность возникла сразу же, и состояла она в том, что у черного хода все время толпились люди. Незнакомый Родиону чернявый мужик — очевидно, Миних поменял всю дворню — с остервенением рубил дрова. Тощая девка вешала белье на веревки. Потом из дома вышла необъятных размеров особа в полосатой затрапезе с помойным ведром в руках и принялась разговаривать с чернявым, который уже укладывал дрова в поленницу.
— Может, попробуем через парадный ход? — предложил Матвей.
— А если там торчит дежурный адъютант? Он вырвет у меня из рук фальшивый пакет, мол, сам снесу в кабинет, а дальше что делать? Надо было ночью идти. Ночью я уже давно был бы на месте.
Еще подождали, чернявый не уходил.
— Однако наше присутствие здесь становится подозрительным. Плевал я на этого мужика. Для него я господин офицер. Я пошел.
Родион решительно перешел на другую сторону улицы и вошел в узорчатую калитку. Как и предполагалось, мужик не обратил никакого внимания на вошедшего в дом поручика. Матвей мысленно перекрестился и пошел на свой «пост». Место это было заранее оговорено — ветхая будка, из которой отлично просматривались окна второго этажа на торцовой стороне дома. Как откроется окно второе справа, немедленно поспешай и лови книгу — таков был уговор.
Родион меж тем беспрепятственно прошел через служебные помещения. Из кухни тянуло сытным духом жареной баранины. Два женских голоса переругивались из-за плохо вымытой кострюли. Ноги сами понесли его в большую прихожую, из которой вела парадная лестница на второй этаж, но Родион вовремя опомнился, его визит не предусматривал никаких парадных лестниц. Хорошо бы, конечно, посмотреть, оставил ли новый хозяин в большой зале семейные портреты. Батюшку рисовал деревенский художник, а матушка позировала немцу, весьма модному живописцу. Но зачем Миниху чужие портреты? Наверное, приказал их снести на чердак. Сейчас не время думать об этом!
В длинном боковом коридоре, окна которого выходили в сад, Родион не встретил ни души. Обычно этим коридором пользовалась прислуга. Коридор кончался небольшой винтовой лестницей, которая вела на площадку, а оттуда в угольную гостиную — любимое место матушки. Теперь в ней сидела молодая дама с пяльцами. На звук отворяемой двери она подняла голову и тут же замерла, готовая вскрикнуть. Родион был удивлен не менее, в молодой даме он узнал испуганную камеристку из кареты с вензелями. Так вот, значит, кого он спас, останавливая обезумевших лошадей?
— С пакетом к их высокопревосходительству фельдмаршалу. — Родион щелкнул каблуками и тут же добавил с вымученной улыбкой: — Простите, сударыня, я заблудился.
Судя по всему, дама не узнала Родиона, и тот не стал раздумывать, к добру это или к худу. Она отложила в сторону вышивку и встала.
— Господина фельдмаршала нет дома. Я сейчас позову Смехова…
— Не извольте беспокоиться. Мне велено отнести депешу в кабинет.
— Я вас провожу…
«Вот привязалась», — подумал Родион, но в этот момент из соседней комнаты раздался требовательный женский голос:
— Ангелина, пойди сюда.
— Простите, меня зовут, — пролепетала камеристка. — Как войдете в коридор — третья дверь налево. Там адъютант Смехов, он вас встретит.