Казавшаяся удачной идея найти другую «рабочую лошадку» (полноценную и одновременно «дешевую» замену Арсению) успехом не увенчалась. Обойдя множество студенческих мастерских, Звонцов так и не нашел тонкого стилизатора, чью фальшивку нельзя было бы разоблачить при внимательном рассмотрении, к тому же статья, из которой следовало, что за границей порой проводят скрупулезные экспертизы работ с применением новейших научных методов, прочитанная в поезде по пути домой, еще была свежа в памяти. Посему ничего не оставалось, как снова обратиться к Арсению, хотя скульптор не был уверен, что тот согласится продолжать тиражировать «ржавое железо», да еще по-прежнему под звонцовским именем. Он действительно боялся отказа, ведь успех в Германии дал Десницыну определенную материальную независимость (Сеня даже смог купить скромную квартирку — мастерскую на последнем этаже дома, высившегося на одной из линий Васильевского острова): вдруг он воспользуется ею для самостоятельного творчества и Звонцов окажется один перед глыбой нового заказа? Тогда полный крах! С этими невеселыми мыслями Вячеслав наконец отправился на Васильевский. Он решил воспользоваться тактикой кавалерийского наскока.
— А у меня, Сеня, есть новое предложение специально для тебя, — Звонцов «по-дружески» подмигнул, — между прочим, очень выгодный заказ! Правда, заказчик уверен, что цикл, проданный Флейшхауэр, — моя работа, так что контракт он уже заключил со мной, но деньги, разумеется, — все тебе. Это, брат, для меня святое дело! В общем, нужно написать еще шестьдесят картин в твоей «фирменной» манере, все для того же купца — он расширяет домашнюю галерею. Серьезный покупатель…
— Сколько-сколько картин? Больше чем полсотни?! — перебил его несколько озадаченный художник. — Это ж целая галерея… Тут работы даже не на год.
— Вот и замечательно — столько времени не будешь думать о новых заказах! А гонорара тебе хватит не только на академический курс, но еще и останется… Я своим дворянским достоинством клянусь — это последний раз, когда твои работы уйдут под моим именем! Художника Десницына еще узнает весь мир. Так что принимайся за дело.
Неожиданно для Вячеслава Меркурьевича Арсений согласился сразу: после поездки в Германию он доверял своему «благородному другу» совершенно и, если бы тот попросил, готов был оказать ему любую посильную помощь, а тут еще открывалась перспектива учебы в Академии — о таком благодеянии Сеня мог только мечтать. Ушлый скульптор добился своего без труда, причем даже не подумал сообщить Десницыну о полученном еще в Веймаре авансе.
Заказ начал воплощаться в жизнь.
«А сейчас не мешало бы подыскать что-то более осязаемое, — мыслилось Звонцову, который уже почувствовал вкус к хорошей жизни и желал, чтобы деньги все прибывали. — Нужен постоянный источник дохода. Чем черт не шутит? Найти бы щедрого заказчика, на которого я смог бы сам работать, тогда и делиться не нужно будет ни с кем, и, может быть, речь зайдет о куда больших деньгах, да и, возможно, откроются новые перспективы…». Однако надежды Вячеслава на то. что после обучения в Германии, о котором он раструбил всем знакомым (и малознакомым) влиятельным в столичных художественных кругах людям, выгодные предложения посыплются на него как из рога изобилия, не оправдались. Псевдоренессансные звонцовские творения по-прежнему не пользовались спросом в галереях. Вячеслав Меркурьевич закипал «праведным» гневом:
— Идиоты, плебеи с толстыми кошельками! Насмотрелись в Италии на первоклассные образцы гениев прошлого и не желают видеть вокруг ничего другого! Зажравшиеся обыватели всегда пренебрегают творчеством Настоящего Художника, — гордо заявлял он коллегам по цеху.
Как-то владелец одного из скульптурных салонов пригласил к себе уже начинавшего ненавидеть всех петербургских галерейщиков Звонцова. «Смилостивился-таки! Будет наверняка высокопарно распространяться о высоком, а сам только и думает, как бы уловить конъюнктуру, узнать, где бы что купить подешевле, продать подороже — само собой, разумеется, не у меня», — решил скульптор, но в салон все-таки заглянул.
Эта галерея была известна в художественных кругах определенным подбором выставляемых на продажу произведений: хозяин, Яков Кричевский, имел пристрастие к древностям и выставлял, в основном, дорогие копии греческих и римских статуй, а также более экзотичные реплики египетских сфинксов, ассиро-вавилонских грифонов или других восточных истуканов. «В моем салоне продаются не только копии, но и некоторые подлинники, настоящие раритеты, — признался Звонцову галерейщик, гордо приглаживая воображаемые волосы на гладкой, как колено, макушке. — Их доставляют мне прямо с мест археологических раскопок. Признаюсь, я в свое время сумел добыть некоторые детали пергамского алтаря — в экспедиции Шлимана были люди, с которыми мы нашли общий язык, и ни одна сторона не оказалась внакладе. Правда, давненько это было, а сейчас древности редко сюда попадают… Да уж! Время, как известно, и камень не щадит… Вы еще не поняли, к чему я об этом заговорил? Древние статуи всегда в той или иной степени нуждаются в реставрации, ведь любая утерянная деталь может быть исполнена глубокого, порой даже сакрального смысла». Старый коммерсант от искусства показал скульптору выставленные на продажу работы, среди которых Вячеслав Меркурьевич, кстати, не заметил ни одной поврежденной. Разглядывая гипсовые слепки, он думал: «Странно! Ведь это не музейщик, не ученый-искусствовед — зачем ему реставрировать древности? Подлинные антики особенно привлекательны зачастую именно из-за своих повреждений — это ведь словно отметины истории, и настоящий знаток очень ценит их именно за подобные утраты». Тем временем хозяин предложил Звонцову спуститься по лестнице, и они попали в скрытое от постороннего глаза хранилище. Вот здесь-то скульптор увидел то, чего не нашел в торговом зале. Он оказался в окружении безруких Венер, безногих Артемид и безголовых Афин. Мужеподобных богов, разнообразных Аполлонов и Приапов, среди этих навеки застывших фигур было, пожалуй, даже больше, но у них зато отсутствовали самые главные признаки пола. Галерейщик, заметив любопытство Вячеслава, оживился и перешел на совсем доверительный тон:
— Ну теперь-то вы сами видите, что здесь работы непочатый край! Мои клиенты любят, знаете, чтобы все было как в природе — вопрос отношения полов волнует цивилизованное общество, отсюда спрос на соответствующее искусство. Если бы все это привести в товарный вид, да еще наладить производство копий, получилось бы весьма и весьма прибыльное дело. Говорят, вы большой мастер по части подражания классическим образцам?
Звонцов почувствовал смущение, даже брезгливость:
— Кто это вам сказал? Я творчески развиваю старые каноны, а не копирую вслепую! Вам-то, вижу, совсем другое требуется. Мне что же, простите, причинные места придется заново лепить? Я, замечу, не только скульптор — я потомственный дворянин, и такая, с позволения сказать, «лепнина» кажется мне, по меньшей мере, двусмысленной!
Галерейщик нисколько не смутился:
— Не только двусмысленной, скажу я вам, — эта тема таит в себе бездну смысла, половой вопрос вообще лежит в основе существования цивилизации! Я бы мог прочитать вам целый курс лекций по этому вопросу на основе новейших исследований европейской науки, но не стану. Сами поймете в ходе работы. А что касается вашей чести, то мое предложение никак ее не затрагивает. И не надо изображать оскорбленную невинность: можно подумать, что в Академии вам не приходилось рисовать подобные анатомические детали. В конце концов, как сказал один римский император, «non olet» [98] .